– А какую роль в своей пьесе вы отвели себе?

– Я играла уголовницу, страшную бабку, которая третирует всех вокруг, издевается и требует лучшие куски. Такого материала мне тоже никто не предлагал.

– Про что ваша новая пьеса «Надоело бояться»?

– Про нашу жизнь. В репортажах почти каждый день рассказывают о том, как выселяют стариков из квартир, обманывают их. Я и сама испытала то, о чем мы говорим со сцены: прожив с мамой и сестрой в Ленинграде всю блокаду, от первого до последнего дня, мы 15 лет ждали квартиру. Наш дом разбомбили, мы остались на улице. Жили где придется: у родственников, в бараке. В шесть утра каждый день занимали очередь в исполкоме, слышали: «Опять пришли?»

Но спектакль наш не только грустный, но и веселый. После гастролей в Благовещенске летим домой, и вдруг в самолете ко мне подходит женщина и рассказывает, что они с мужем были на нашем спектакле, взяли с собой 10-летнего сына, и он сначала хохотал, а в конце у него слезы текли по лицу. Парень хулиганистый, с крепкими нервами и вдруг так воспринял историю. Конечно, такой комплимент приятен. А другая женщина сказала: «После вашего спектакля захотелось позвонить маме, чувствую себя виноватой перед ней».

– Вы писали на конкретных артистов?

– Можно сказать, да. С Ириной Соколовой мы давно дружим. Как-то она пришла ко мне в гости, посидели, поговорили по душам, выпили, и она сказала: «Слушай, сейчас нечего играть. Напиши пьесу– для себя и для меня». Я написала. По совету продюсера Наташи Колесник вставила мужскую роль, пригласили Александра Панкратова-Черного. Он играет несколько ролей – бомжа, пьяницу, Ленина, Сталина, Гитлера. Играет потрясающе!

– Самый популярный фильм с вашим участием «Окно в Париж», это ваша первая встреча с лучшим питерским комедиографом Юрием Маминым.

– Познакомились мы забавно. В пробах участвовали Витя Михайлов и Нина Русланова, которая должна была играть роль моей дочери. Всем очень хотелось попасть на съемки, потому что планировалась поездка в Париж. Мамин объявил: «Ребята, сейчас вы сыграете мне этюд «В парижском кафе»… Начинали сцену Витя и Нина, а я должна была появиться позже. Вдруг Русланова как закричит, как накинется на Витьку, что сбила его со стула. Это было так эмоционально, что я решила продолжать в том же градусе: влетела, закричала… Мамин обалдел: «Что ж вы делаете? Почему вы решили, что надо именно так?..» Мы огорчились, я решила, что все пропало… Звонок. Михайлов радостно сообщает, что мы с ним утверждены, а мою дочь будет играть Нина Усатова.

– На съемках с вами курьезы происходят?

– Конечно. Не знаю о судьбе фильма «Пирамида», но с ним связан один из таких курьезов. Пригласили меня сыграть дочку Брежнева, Галину Леонидовну. За ночь пришлось выучить роль, благо она была небольшая. Вечером со спектакля привезли на съемку, надели халат, загримировали. Снималась сцена обыска. По сценарию я должна была выпить стакан водки, произнести монолог о своем горе-супруге, опьянеть и начать кокетничать с молоденьким милиционером. Снимали мы в какой-то богатой квартире, обставленной антиквариатом. Ее хозяйка, старая профессорша, была здесь же, наблюдала. Пленки оставалось совсем немного, и режиссер предупредил – всего один дубль. Начали репетировать. Я беру хрустальный графин, наливаю из него воды в стакан и тихонько ворчу: «Хоть бы действительно водки налили…» Отрепетировали, стали снимать: я вновь наливаю и чувствую, что в графине уже действительно водка! Сердобольная профессорша постаралась… Но останавливать съемку нельзя, пленка кончается, режиссер нервничает, и я опустошаю этот стакан. В голове одно – не забыть бы текст. А когда алкоголь-то подействовал, настала пора кокетничать с милиционером. Кто видел потом фильм, говорят, сцена удалась…

– В «Лесе» вы снимались с Людмилой Целиковской. Это была, наверное, ее последняя роль в кино. Чем вам за помнилась работа с ней?

– Я, конечно, была влюблена в Целиковскую с детства, когда беспрестанно крутили фильмы с ее участием. Мы с сестрой ею восхищались – она была для нас идеалом женщины, идеалом счастья. Хорошенькая, красивая, музыкальная – все дети были в нее влюблены. И вдруг я встретилась с Людмилой Васильевной на съемочной площадке, чем очень гордилась. Оказалось, что она и как человек мне близка: настоящая хозяйка, которая умела готовить все. У меня до сих пор хранятся ее рецепты. «Приезжай ко мне, я тебя еще и не тому научу». Я хорошо помню, как «боролся» с ней режиссер Владимир Мотыль. Это было очень забавно. Снимали фрагмент, как Гурмыжская просыпается. Я вбегаю с тазом, она тянется к воде и так далее. И вот Мотыль приходит, как всегда раньше всех, на грим. Он, кстати, был очень организованным, пунктуальным, все заранее знал и ко всему был готов. Но Целиковская уже там, она уже навела красоту – убрала морщины, подтянула мешочки и ждет съемки. «Люся, немедленно все смывай!» – кричит Мотыль и буквально сдирает с нее всю штукатурку, все пластыри. А она рыдает: «Не могу я такой уродиной показываться!» Но Владимир Яковлевич успокаивает: «Не сейчас, потом. Когда будет свадьба, вот тогда ты будешь хороша. Я тебе разрешу все, но это будет единственный раз. А пока – ты встаешь с постели!» Хорошо, что я характерная актриса, мне совершенно не нужно заботиться о внешности. Я почти не смотрюсь в зеркало. Как есть – так и пошла. Не надо думать, как я старею, какие у меня морщины…

Интересно было работать и с Целиковской, и с Садальским, который тогда только начинал. Мотыль сказал и ему, и мне: «Вот теперь вы пойдете! Кино теперь ваше!» Стасик-то пошел, а я – фиг.

– Зато у вас были совершенно разные работы. В «Лесе» – Улита, в культовом фильме 70-х «Влюблен по собственному желанию» – мать, женщина, зачуханная и замученная бытом, работой. А дальше – эксцентрические роли у того же Юрия Мамина, у молодых питерских режиссеров. Снимаетесь в клипах, сериалах, дважды появились в «Улицах разбитых фонарей». Вы заводной человек?

– Ой, ты меня сейчас заведешь – и я не знаю, что сделаю! Ты абсолютно прав. У меня всегда была страсть к эстраде. Я сама себе пишу монологи и читаю их. Причем, от лица абсолютно разных людей. Я заводной человек во всех отношениях, очень люблю бывать на всяких вечерах. И частушки сочиняю, порой не очень приличные, и пою – ну люблю я это, люблю! Что греха таить?

Плохо, что я состарилась. Мне, конечно, работать в полную силу надо именно сейчас. Вот именно сейчас! Но уже подпирают со всех сторон, дорогу молодым.

– Ну, не знаю, не знаю! Вам ли говорить? Вы участвуете во многих телешоу, снимались в юмористических программах «Хамелеон» и «Недлинные истории», работали с Юрием Маминым, Дмитрием Нагаевым, и у вас были там большие и интересные роли. Во всяком случае, я как зритель никакой разницы в возрасте между вами не ощущал.

– Да, с Маминым и Нагаевым было очень весело, и я тоже не чувствовала этой разницы. Все озорные, смешные. Помню, в программе «Хамелеон» снимались еще никому тогда не известные и безработные «менты» Селин, Лыков, Половцев. Хотя опять же мне приходилось делать роли из ничего. Как в театре. Получаешь текст – одна страница. И начинаешь сочинять. Ведь нельзя же просто так болтаться по сцене. В тех же «Улицах разбитых фонарей» я играла соседку. Ну, приходит ко мне следователь, что-то спрашивает, я что-то отвечаю. Скучно. А вокруг моей героини кошки бегают. Я и взяла в руки «Китекет»: стою, разговариваю, по инерции отправляю руку в коробочку с кормом и кидаю в рот. Как хлопья кукурузные. А потом: «Тьфу ты, господи!..» Смешно же. До сих пор незнакомые люди подходят ко мне на улице и вспоминают этот эпизод.