Вряд ли Аш мог надеяться, что к настоящему времени Джули перестанет изводить себя мыслями о Шушиле, если он сам не сумел сделать этого. Но он молча встал и вышел из каюты, и через полчаса не Аш, а Гул Баз постучался к ней в дверь с ужином. Аш был занят другим делом.

Он пришел со своими проблемами к капитану Стиггинзу и, подбодренный крепчайшим капитанским бренди, изливал душу этому сочувственно настроенному джентльмену.

– Дело в том, что у нее сестра всегда стояла на первом месте, с самого начала, – горько объяснил Аш. – Раньше я считал, что я единственный, кого она по-настоящему любит, и что она осталась с Шу-шу только из привязанности и сильного чувства долга. Но похоже, я ошибался. В свое время я пытался уговорить Джули бежать со мной, знаешь ли, но она отказалась из-за Шу-шу… Господи, как я возненавидел самый звук этого имени!

– Ты ревновал, ясное дело, – кивнул Рыжий.

– Ну конечно. А ты бы не ревновал на моем месте? Черт побери, Рыжий, я любил ее. И по-прежнему люблю и буду любить всегда. Если бы не ее сестрица!..

– Но теперь бедняжка умерла, и у тебя больше нет причин для ревности, – успокаивающе заметил Рыжий.

– Очень даже есть, ведь и сейчас – а в действительности сейчас больше, чем когда-либо, – она стоит между нами. Говорю тебе, Рыжий, она с таким же успехом могла бы находиться здесь, на корабле, выжимая из Джули последние соки, плача, хныча, требуя сочувствия и внимания, как она всегда делала. Иногда я готов поверить, что призраки действительно существуют и что призрак Шушилы последовал за нами сюда и всячески старается отнять у меня Джули.

– Не болтай ерунду! – раздраженно рявкнул капитан. – В жизни не слышал такого вздора. Призраки, ну прямо! Чего еще придумаешь? – Он пододвинул бутылку к Ашу. – Лучше хлебни-ка еще бренди, сынок. Тебе не повредит хорошенько напиться для разнообразия и утопить все печали в спиртном. У меня такое впечатление, что ты слишком крепко задраивал свои люки в последнее время. Тебе пойдет на пользу, коли ты их отдраишь и маленько проветришься. Негоже держать всё в душе так долго, чтобы под конец начать ревновать к бедной девчонке, которая давно умерла. Это вредно для здоровья.

– Да нет, дело не в этом, – сказал Аш, снова наполняя стакан неверной рукой. – Ты не понимаешь, Рыжий. Именно потому, что она умерла, я боюсь… я боюсь…

Его зубы застучали о край стакана, когда он глотнул неразбавленного спирта.

– Чего ты боишься? – осведомился Рыжий, нахмурившись. – Что твоя Джули не забудет свою сестру? Так разве ж это плохо? Если бы она забыла, ты наверняка счел бы ее бессердечной особой и был бы прав. Дай бедной девушке немного времени, и ты увидишь, что тебе нечего бояться: рано или поздно она непременно перестанет горевать.

Аш осушил стакан и снова потянулся за бутылкой, раздраженно заметив, что, разумеется, она перестанет горевать когда-нибудь и что, конечно же, он не надеется, что она забудет сестру. Он боится не этого.

– Тогда чего же?

– А вдруг она не сможет забыть, что именно я убил Шушилу?

– Что ты сделал? – воскликнул Рыжий, глубоко потрясенный.

– Разве я не говорил тебе? Я застрелил ее, – сказал Аш.

Он объяснил, почему так получилось, и Рыжий, прежде чем ответить, немного помолчал, тяжело дыша, и проглотил солидную порцию бренди. Наконец он высказал свое мнение, но оно мало утешило Аша.

– Трудно представить, что еще ты мог сделать, – задумчиво промолвил капитан Стиггинз. – Но я тебя понимаю. В то время, видимо, она думала лишь о том, как избавить младшую сестру от мучительной смерти в огне. Теперь же, когда все осталось позади, она, наверное, винит себя за то, что не дала девушке поступить сообразно ее желанию, а тебя – за то, что ты выступил в роли палача, так сказать.

– Да. Именно этого я и боюсь. Тогда она была полна непреклонной решимости. Она умоляла меня сделать это. Но сейчас… сейчас я думаю, что она была не в своем уме. Она помешалась от горя, и, оглядываясь назад, я не уверен, что и сам я находился во вполне вменяемом состоянии. Наверно, все мы плохо соображали… но Джули пришлось гораздо тяжелее, чем остальным, ведь Шу-шу значила для нее больше всех на свете и она не могла вынести мысль о страшных муках, какие предстоит претерпеть ее сестре. Она хотела, чтобы я застрелил ее прежде, чем языки пламени подберутся к ней, и я сделал это. Мне не следовало этого делать, и я безумно жалею о своем поступке, ибо я коварно лишил Шу-шу возможности стать святой. А теперь, боюсь, Джули при виде меня всякий раз вспоминает, что именно я убил ее дорогую сестру.

– Чушь собачья! – грубо выпалил Рыжий.

– О, я не хочу сказать, что она винит меня в убийстве. Она прекрасно понимает: я сделал это только для нее и, будь моя воля, мне не пришло бы в голову рисковать нашими жизнями, задерживаясь там в ожидании удобного момента, чтобы застрелить несчастную. Но как бы ясно она ни понимала это умом, в глубине души она знает, что мне было наплевать на Шу-шу, – и в этом-то все и дело.

– Да, я понимаю, – задумчиво проговорил Рыжий. – Если бы ты любил девушку и пошел на такой шаг по этой причине – из любви к ней, так сказать, – тогда бы не имело особого значения, что ты… гм… убил ее.

– Вот именно. Но я ее не любил. Ты скажешь, я просто ревновал, но дело было не только в ревности: меня бесило влияние, которое она имела на Джули. И мне кажется, сейчас Джули вспоминает о том, как плохо я к ней относился, добавляет это ко всему прочему и понимает, что, независимо от своей воли, уже не в силах относиться ко мне, как прежде. Ее трудно винить. Хотя я по-прежнему не вижу, что еще можно было сделать, меня ни на минуту не оставляют сожаления, что я застрелил эту чертову Шушу – и если я испытываю такие чувства, то почему бы Джули не чувствовать то же самое? Боже, ну и дела! Давай откупорим еще одну бутылку, Рыжий. Я хочу последовать твоему совету и напиться.

Они оба изрядно напились (правда, Рыжий, более привычный к спиртному, не так сильно, как Аш). И видимо, совет оказался стоящим, а может, дело в справедливости изречения «Признание облегчает душу», но впоследствии Аш почувствовал себя значительно спокойнее и стал меньше волноваться по поводу будущего, хотя уже не повторял прежней ошибки и не спрашивал Джули, о чем она думает. Она по-прежнему оставалась болезненно худой и очень бледной, но это обстоятельство Аш относил на счет страшной духоты в каюте Рыжего. Он не сомневался, что, когда они поженятся и Джули, поддавшись на его уговоры, станет выходить на палубу, на свежий воздух, ее здоровье непременно поправится, а вместе с ним и настроение.

Они сочетались браком через два часа после того, как побережье Синда скрылось из виду и «Морала» взяла курс на Рас-Джеван и Чахбар. Церемония состоялась в два тридцать пополудни в маленькой тесной кают-компании. Свидетелями стали помощник капитана Энгус Макналти (он был родом из Данди и высказал осторожное предположение, что он, возможно, пресвитерианин) и старый друг Рыжего Хаим Эфраим, пожилой еврей из Кача, который имел деловые интересы в Персии и договорился доплыть с капитаном Стиггинзом до Чахбара. Сам Рыжий называл себя вольнодумцем (что бы он ни подразумевал под этим), но по случаю бракосочетания он надел свой лучший костюм и говорил голосом столь серьезным и проникновенным, что Гул Баз, наблюдавший за короткой церемонией от двери, исполнился уверенности, что капитан «Моралы» в частной жизни является чрезвычайно мудрым и благочестивым гуру.