Миссис Виккари решительно помотала головой. Она знала местного британского судью гораздо лучше, чем Аш. Мистер Чедвик, заверила она, не пойдет на такое ни под каким видом. Вдобавок он непременно доложит о просьбе Аша насчет брачной лицензии комиссару, который не только придет в не меньший ужас, но еще и примется задавать разные неприятные вопросы. А когда начнутся расспросы, пиши пропало.

– Да, – горько сказал Аш. – Нам нельзя идти на такой риск.

Казалось, выхода нет. Просто невероятно, глупо и несправедливо, чудовищно несправедливо, что два взрослых человека, желающих пожениться, не вправе этого сделать, хотя от их брака никому не станет хуже. Это ведь сугубо личное дело, и если люди могут сочетаться браком в море без мирового судьи и лицензий, как та пара на «Кентербери-Касл», наверняка есть такой же простой способ пожениться на суше, и он…

– Боже, ну конечно! – возбужденно выпалил Аш, вскакивая на ноги. – Рыжий Стиггинз! «Морала»! Как же я раньше не подумал об этом?

Рыжий вроде бы говорил, что отправляется в Карачи через несколько недель, и приглашал Аша присоединиться к нему. И если «Морала» еще не отплыла…

Задержавшись лишь на секунду, чтобы горячо обнять озадаченную миссис Виккари, он выбежал из ее гостиной, крича Кулу Раму, чтобы живо подал коня, и через десять минут любой, кому случилось находиться вне дома в самый жаркий час дня, мог увидеть некоего сахиба, скачущего во весь опор по залитой ослепительным солнечным светом дороге военного городка в сторону города.

Практичный и расчетливый гуджаратец, который вел дела капитана Стиггинза на полуострове, держал маленькую контору на улице рядом с Дарипурскими воротами. Он предавался обычному полуденному отдыху, когда к нему ворвался упомянутый сахиб и нетерпеливо осведомился, отплыла ли уже «Морала» в Карачи и если нет, то когда она отплывает и откуда. На сей раз Ашу повезло: «Морала» еще не вышла в рейс, хотя собиралась выйти в самом скором времени – через день или два при благоприятном ходе событий и точно не позже конца недели. Судно стоит в Камбейском заливе, в его верхней оконечности, и если сахиб желает что-нибудь передать капитану…

Сахиб желал и был благодарен за предложение, ибо времени писать письма у него не оставалось.

– Скажите мистеру Стиггинзу, что я принимаю его приглашение: пусть он ждет меня завтра и ни в коем случае не отплывает без меня.

Предстояло еще многое сделать, а времени оставалось мало, потому что порт Камбей находился в добрых шестидесяти милях от Ахмадабада, и Аш поскакал обратно к своему бунгало с такой же головокружительной скоростью, с какой покинул дом миссис Виккари.

Капитан Стиггинз поскреб мозолистым пальцем заросший медно-красной щетиной подбородок и задумчиво смотрел на Аша целых две минуты, обдумывая дело. Потом он медленно проговорил:

– Ну… не могу сказать, что я шибко похож на блестящего капитана парового пакетбота, да и старая «Морала» отнюдь не первоклассное пассажирское судно. Но тем не менее я полноправный хозяин этой посудины, и я не вижу, почему бы мне не сделать все то, что может сделать парень в сюртуке с медными пуговицами на борту какого-нибудь шикарного парохода.

– Так ты сделаешь это, Рыжий?

– Знаешь, сынок, я никогда прежде не занимался такими вещами, а потому не могу поручиться, что это будет иметь законную силу. Но полагаю, это твоя головная боль, а не моя. А поскольку мы с тобой друзья, я готов рискнуть головой и обвенчать вас… Тише, тише, придержи лошадей, сынок. Я сказал, что сделаю это в виде одолжения, но я не собираюсь делать это здесь и сейчас. Ни ради тебя, ни ради кого-то другого я не стану притворяться, будто эта лужа – океан, так что тебе придется подождать, пока мы не окажемся достаточно далеко от суши и на полпути отсюда до Чахбара, ясно? Тогда запись в бортовом журнале будет выглядеть гораздо убедительнее. А по моему разумению, парень, тебе надобно сделать все возможное, чтобы эта твоя выходка выглядела делом вполне законным и честным. Таковы мои условия, сынок. Принимай их – или отказывайся от моих услуг.

– Где находится этот Чахбар, черт возьми? Я думал, ты идешь в Карачи.

– Иду. На обратном пути. Планы изменились. Видимо, ты был слишком занят собственными проблемами и не заметил, что вот уже почти три года в стране свирепствует голод, особенно на юге. Вот почему я везу груз хлопка в Чахбар, расположенный на побережье Мекрана[19], а возвращаюсь с грузом зерна. Рейс длинноватый, но на обратном пути я могу высадить тебя на берег в любом угодном тебе месте. Ну как, ты согласен?

Аш надеялся жениться по возможности скорее, но он понимал разумность доводов капитана Стиггинза, да у него и не было иного выбора, кроме как принять его условия. Они решили отложить церемонию бракосочетания до поры, когда Синд и устье Инда останутся далеко позади и «Морала» возьмет курс на север, к Рас-Джевану. Пока же Рыжий галантно предоставил свою каюту в распоряжение Анджули, а сам на все время плавания перебрался в каюту к своему помощнику, некоему Макналти. Впрочем, все трое мужчин (да и вообще все на борту, коли на то пошло) предпочитали спать на палубе, и только Анджули оставалась в каюте.

«Морала» могла похвастаться лишь четырьмя каютами, и, хотя каюта Рыжего, безусловно, была лучшей из них, она имела весьма скромные размеры и в это время года в ней было душно и жарко. Но первую часть путешествия Анджули безвыходно провела в ней, так как плохо переносила качку и сразу же свалилась с жестоким приступом морской болезни, продолжавшимся несколько дней, по прошествии которых они уже пересекли тропик Рака и поплыли по морю, испещренному пятнами ила, приносимого сюда течением Инда и остальных четырех больших рек Пенджаба.

Гул Баз, настоявший на том, чтобы сопровождать Аша, поначалу тоже тяжело недомогал, но довольно скоро привык к качке и поднялся от болезни. Анджули же шла на поправку медленно. Ее продолжали мучить дурные сны, и, поскольку днем кошмары казались менее страшными, она спала большую часть дня, а по ночам бодрствовала, держа две масляные лампы зажженными от заката от рассвета, даром что от них в тесной душной каюте становилось еще жарче.

Аш заботливо ухаживал за Джули и тоже взял за обыкновение спать днем, чтобы иметь возможность проводить с ней хотя бы часть ночи. Но, даже оправившись от морской болезни, она по-прежнему не обнаруживала склонности к разговорам и при любом, даже самом туманном и косвенном намеке на Бхитхор или события недавнего прошлого впадала в оцепенение и устремляла в пустоту прежний жутковатый остекленелый взгляд. Поэтому Аш ограничивался разговорами только о своих делах и планах на совместное будущее, однако он подозревал, что она не слышит и половины произносимых им слов, прислушиваясь к другим голосам.

Он несколько раз убедился в справедливости своего предположения, намеренно прерывая речь на полуфразе и обнаруживая, что Джули даже не заметила этого. Если он спрашивал, о чем она думает, она приходила в смятение и говорила: «Ни о чем», – но однажды вечером, когда вопрос прозвучал внезапно и застал ее врасплох, она ответила: «О Шушиле».