Государь, я бы хотела перестать, но не могу! Когда Друст посылает мне своих крылатых вестников, я бегу к нему, как будто я сама – эти листочки в потоках ветра. Я твержу себе, что это безумие, я повторяю себе все слова, что ты мне говорил… но я беспомощна…

Правда, я не лгу, поверь мне!

Поверил бы ты мне? Нет? Не знаю… я даже рассказать тебе не могу. Ты приказал молчать.

Чем ласковее ты со мной, чем заботливее – тем горше моя вина.

Прости меня…

Каждый вечер.

Скрипа двери ты уже не пугаешься – хоть этого мне удалось достичь. Ты уже знаешь: мой приход не означает ни гнева, ни расправы.

Иногда я привожу бардов. Это проще – можно подолгу быть в одном покое и не говорить друг другу ни слова.

Иногда я прихожу один. Это гораздо тяжелее нам обоим. Я что-то говорю. Ты мне даже отвечаешь. Умница. Да и я неплох. Мы старательно играем…

…Когда-нибудь эти вечерние разговоры станут правдой. Пока это неизбежное притворство, игра в то, что между нами никто не стоит.

Я стараюсь как можно реже дотрагиваться до тебя. Даже случайно. Ты вздрагиваешь от каждого моего прикосновения – а мне это как ножом.

Перестанешь ли ты когда-нибудь сжиматься в комок, если я осмелюсь просто погладить твои плечи? поиграть твоими ослепительными волосами? поцеловать тебя?

Моя по обряду, станешь ли ты когда-нибудь моей по сердцу?

Станешь. Когда-нибудь.

И самое ужасное – в том, что если бы я сейчас не ходил вокруг тебя, как робкий юнец, а воспользовался бы всеми правами мужа, то – ты бы меня не боялась ни капли. Не вздрагивала бы от случайного соприкосновения рук. Не терзалась бы сомнениями. Не плакала бы после моего ухода, думая, что мне об этом неизвестно.

Ты бы меня ненавидела – просто и буднично.

* * *

Миновала осень, началась зима.

Королева, спускаясь в большой зал, волей-неволей слушала разговоры о том, что саксы на восточном берегу Ллогра творят… она не очень понимала, что именно там оказалась какая-то странная история с превращением союзников во врагов.

Марх о чем-то горячо спорил с эрлами, поминая Гуртейна, Хенгиста и прочих… Эссилт давно запуталась в именах, но это было неважно, потому что Марх – такой горячий, большой и шумный, как обхватное дерево, горящее в очаге, – он был рядом, и гневался то ли Гуртейна, то ли на саксов, то ли на всех… но не на нее.

Он просто был рядом.

И рядом с ним Эссилт себя чувствовала как за стеной замка в зимнюю непогоду.

Из этого Гуртейна бренин – как из меня вышивальщица! Скоро уже будет зваться «кингом» – на их германский лад. Или как там саксы своего короля величают?!

Призвал баран волков – с другими баранами его рассудить!

И вот этот предатель – Верховный Король?! Право, иной раз хочется свергнуть этакого очередного бренина ко всем чертям собачьим! Один римлянам лижет, гм, ноги, второй отдает восток саксам…

Так не поднять ли против них могущество Аннуина? Не свергнуть ли этого подлеца?

И чем тогда я сам буду лучше?

Я присягал бренину на верность… это для людей клятва, данная полтысячи лет назад, не имеет силы. А для меня – это будет предательство.

И чем я тогда буду лучше Гуртейна? Он-то никому в верности не клялся…

Совершить одно-единственное, одно даже почти и не предательство ради блага Прайдена.

…кого б убить, чес-слово! Иногда так хочется!

Если бы не Гвин, я прошел бы тропами Аннуина, свернул бы шеи парочке саксонских «кингов»!

Сумерки. Его нет. Он не пришел. Не придет?

Он всё знает. Он всё знал с самого начала.

Знал и… ждал? терпел? молчал?

Но теперь он не простил меня. Он больше не придет. Больше не услышать мне его молчания… такого доброго. Он больше не возьмет меня за руку.

Уже совсем темно. Его нет. Не пришел. Не… не придет?

Я виновата. Моей вине нет прощения.

Я не заслуживаю его снисхождения. И этих долгих вечеров вдвоем.

Он мог бы убить меня… нас. Это его право.

Но он просто больше не придет.

Неужели – действительно?

Прости меня, государь! Лучше казни… но не бросай вот так.

В пустоте.

Уже ночь. Да, не придет. Нет надежды.

Но я не…

– Бранвен, мое покрывало! – вдруг приказала королева.

Едва та протянула ей покров, как Эссилт почти бегом бросилась к двери.

На что она надеялась – дочь Ангеррана не смогла бы объяснить сама. Но она помчалась вниз, в большую залу, выбежала на балкон и… замерла.

Внизу шел совет.

Обычный королевский совет, просто затянувшийся до середины ночи.

Эрлы и Марх обсуждали что-то про саксов, Ллогр и верховного короля.

Марх поднял глаза вверх – и увидел свою жену. Отчаянье на ее лице медленно сменялось… чем? она и сама не ответила бы.

Их взгляды встретились.

Огромные глаза Эссилт, полные слез – то ли удивления, то ли радости. И засиявшие в ответ глаза Марха.

Он замер на полуслове. Все беды Ллогра и войны с саксами были забыты в миг. Что значат они по сравнению с той победой, которую он одержал только что?

Следуя за взглядом короля, эрлы начали оборачиваться.

Эссилт сжала концы покрывала, постаралась придать лицу бесстрастное выражение… с равным успехом она сейчас могла бы пытаться сдвинуть с места Тинтагел.

– Королева изволила почтить совет своим присутствием, – старательно выговорил Марх.

Надо же было что-то сказать.

И – уже ей:

– Прошу, госпожа моя.

Эссилт спустилась, муж поспешил ей навстречу. Сжал ее руку, улыбнулся. Она ответила робкой улыбкой.

Марх кусал губы, скрывая, насколько он доволен. Он лукаво щурил глаза, и она краснела как девушка под его взглядом – рассматривала пол, потому что нельзя вот так, при всех эрлах ответить ему… даже движение ресниц будет неприлично, оно слишком ясно скажет о том, что говорить не принято…

От лестницы до королевского места было шагов двадцать. Немного? Или безмерно далеко?

Эссилт краснела, Марх сиял – и половина эрлов думала, что все сплетни про королеву и Друста – это наглая клевета, а другая половина эрлов удивлялась: «Они же давно женаты. Так почему они выглядят как влюбленные до помолвки?»