И вдруг он понял: Гречихин проброс делает, выпытывает, что он, Фофанов, про Амукина знает.

— Документы завтра же будут разосланы… Но я вот еще хотел, если позволишь, про Амукина спросить… Кто его рекомендовал к вам?

— О, завтра уже разошлешь? Отлично, я постараюсь не задерживать, да и замечания вряд ли у меня будут… это ж все не по моей части…

— Так как насчет Амукина? — Фофанов решил добивать старика, не считаясь с приличиями. — Кто его рекомендовал?

Гречихин резко выпрямился в кресле, глядя куда-то в сторону, и Фофанов понял, что угадал, точно сформулировал вопрос: кто. Это же самое главное — чей человек партследователь. Но, подумал Фофанов, хитрюля Гречихин сам меня к этому вопросу, похоже, подталкивает… Для чего? Чтобы иметь возможность сказать потом: так меня взял за горло Фофанов, кто да кто, да чей человек. Я уходил от разговора, уходил, а потом уже уклоняться стало невозможно. Пришлось расколоться.

— Н-да, — грустно сказал Гречихин. — Знал я, что не надо было его брать. Но Попов так настаивал. Прямо за горло брал. Ты же его знаешь, как он умеет лоббировать… Потом оказалось: любимый племянник жены… А теперь вот неудобство какое. И партстаж у него не очень-то, у Амукина этого, и опыта партработы кот наплакал… Кандидат юридических наук — и что? А ничего… Надо его в КГБ перевести. Там таких любят…

«Во как! — пораженно думал Фофанов. — Что все-таки выручает, так это топорность, примитивность, неспособность думать всех этих поповых. Даже стыдно с ними в одной парторганизации состоять. А вот старикан этот простоватый на таком фоне — просто гигант мысли, Маркс и Энгельс вместе взятые».

— Ну ладно, пора мне домой и на боковую, благо мы соседи, — сказал, поднимаясь, Гречихин. — Десять минут, и дома… Моя Луша уже беспокоится, поди. Я же ей сказал, я на пять минут. А она не понимает, что это я фигурально. Где пять, там и двадцать пять. Она-то у меня человек буквальный. Теперь ждем вас с Оленькой с ответным визитом, чайку попить.

И добавил, уже у двери:

— Завтра у меня как раз встреча с Генеральным. Так я ему, пожалуй, заодно расскажу про всю эту историю… про все это недоразумение. И про наши с тобой сегодняшние вечерние посиделки… Надеюсь, ты не возражаешь?

— Да нет, конечно, нет. Как можно! Мы же не вольные художники какие-нибудь, а партийные деятели, какие у нас могут быть секреты от Генерального секретаря?

— Ровным счетом никаких, — подвел черту Гречихин.

«И ведь и глазом не моргнет, когда такое говорит, — думал Фофанов. — Как, впрочем, и я … не мигаю».

И долго жал на прощание руку партийному инквизитору.

Теперь все зависело от того, как пройдет Международное совещание, — и судьба самого Фофанова, и, может быть, нечто гораздо большее.

Как ему удалось уговорить Наташу пойти с ним в Кремль, во Дворец съездов, присутствовать на открытии Международного совещания, он и сам до конца не понял. Никогда в жизни не был он говоруном, болтуном, мастером разговорного жанра. Но на этот раз откуда только что взялось. Помогла бурлившая в нем сила — то темная, то светлая, поле энергетическое, менявшее свои полюса. Сила эта вела его, вдохновляла. И с огромной верой, с блестящими глазами он сочинял невероятные истории. Голос его взлетал то вверх, то опускался вниз до трагического шепота. «Да вы актер, а не сантехник», — говорила Наталья, скептически усмехаясь. Но постепенно сдавалась под его напором.

Суть его страстного фантастического рассказа, в который он уже и сам, кажется, поверил, сводилась к тому, что дорога во ВТЭК лежит через Кремль. Там они встретятся с влиятельными людьми, которые помогут им решить проблему. Поверить самому было легко, потому что это отчасти была правда! И на самом деле положительное решение ВТЭК было ему твердо обещано при условии, что он приведет Пушистую на совещание, усадит в первом ряду, между болгарами и венграми, а потом подведет ее к Фофанову в Зале отдыха. Очень важно его реакцию проверить. Но это уже не его забота — наблюдать реакцию. От него требуется только доставить объект куда надо, усадить его вовремя на определенное место, а потом, опять же в назначенный час, переместить в точку непосредственного контакта с Фофановым. И все.

Если все пройдет по плану, то будет и решение ВТЭК, и даже, возможно, студия. Ну, не в Москве, наверно. И, может быть, не в Рязани. Подальше. Почему-то называли Владивосток.

Он был согласен на Владивосток. Только он должен будет Пушистую туда сопроводить. Сопроводить? Ну да… Ах вот до чего дело дошло… Ну, ты даешь, Софроныч… Ну ладно, валяй, сопровождай, коли так… только дело сделай сначала…

Он рисовал Наталье всякие радужные перспективы. И вообще, разве не интересно побывать на таком Международном совещании? На всяких легендарных деятелей посмотреть с близкого расстояния? У него блат, их в первый ряд обещали посадить. До конца при этом высиживать совсем не обязательно. Можно уйти в любой удобный момент. А какие там пирожки в буфете! Уникальные. И сервелат свежайший, прямо с Микояновского комбината, такого и в «Елисеевском» не бывает!

Впрочем, в перерыве их обещали проводить в Зал отдыха Политбюро за кулисами. А уж там такая скатерть-самобранка накрыта, такое изобилие и изощрение, даже представить себе трудно. Тут уж все пирожочки и сосисочки микояновские бледнеют вообще! А торты, а конфеты…

Только конфет не надо, морщилась Наталья. Можно как-нибудь без конфет? Конфеты совсем не обязательны, уверял Софрончук.

И все-таки до последнего момента она колебалась. Говорила: «Ох уж эти сантехнические штучки, из Дзержинского района которые…» Софрончук нервничал изрядно. Входя в Кремль, она оглядывалась, смотрела по сторонам, ей было интересно, история все-таки. Но бесконечные проверки ее раздражали. И перед самым входом во Дворец съездов она опять засомневалась. «Ну что, силой, что ли, ее вталкивать?» — в отчаянии думал Софрончук. Но — велик Аллах! — все же не сбежала. Махнула рукой, что-то такое еле слышное себе под нос произнесла, что-то нелестное, политически неправильное… Но вошла в итоге в подъезд. А там уже поток ее понес.

И вот — невероятно, но факт! Наталья водружена на назначенное ей место в первом ряду. Венгры и болгары косятся с удивлением — кто это может быть такая? Что за деятельница международного коммунистического движения? Уж больно хороша. Подозрительно…

Настал момент, когда все в зале встали. На сцену гуськом выходил только что избранный президиум в составе Политбюро ЦК КПСС и глав делегаций.

Президиум получился довольно многочисленный, рассаживаться пришлось в несколько рядов, но в первом, главном, в самом центре, рядом с самим Генеральным секретарем, оказался товарищ Фофанов, Григорий Ильич. Увидев его там, Софрончук содрогнулся. На секунду засомневался. Подумал: «Что же мы творим такое? На что замахиваемся? Если что — не сносить головы! Посадят надолго. А того и гляди — пожалуй, что и шлепнут… С них станется… в кислоте растворят». Софрончук обернулся на Наталью — наглядеться, чтобы было что вспоминать перед казнью.