Алекс перевел: "От человека, который говорит очень смешно". (Обычно кто-нибудь с оксфордским акцентом, хотя и не всегда).

— Это не много говорит мне, — сказал Алекс.

— Geezer wif а double of white barnet.

Алекс расшифровал: "Человек с седыми волосами". "Barnet Fair" была знаменитой ярмаркой в окрестностях Лондона. А так как "Barnet Fair" рифмовалось с "hair", то одно слово "barnet" означало "hair".

— Wot's 'ее call 'imself?

— Nofink.

— Gotta call 'imself somfink.

— Этот парень дал мне "пони", чтобы я отнес тебе важное сообщение. ("Пони" — банкнота в двадцать пять фунтов.) — Что за сообщение?

— Он — в Чечиле на Портманской площади и говорит, что хочет видеть вас.

Тот, кто ждал в отеле Чечил, был сенатор Томас Шелгрин и никто иной.

— Чево еще? — спросил Алекс.

Незнакомец почесал подбородок и сказал:

— Се че было.

— Не много сообщения.

— Се, че я получил, парень. — Незнакомец повернулся, чтобы уйти, затем остановился, оглянулся, облизнул губы, казалось, он о чем-то раздумывал. Наконец, он произнес:

— Ще одно.

— Чево? — спросил Алекс.

— Осторожней с'им.

— Знаю, 'н плут, — сказал Алекс. ("Я знаю, что он нехороший".) — Хуже, 'ем 'то. 'ее's shnide. ("Хуже того, он скользкий".) — Я буду осторожен, — сказал Алекс. — 'пасибо.

Незнакомец надвинул кепи на глаза.

— If it was me, I wouldn't touch 'im less 'ее was wearin' a durex from 'ead ter foot of 'imself.

Алекс перевел и засмеялся. ("Я не дотронулся бы до него, пока он не был бы обтянут презервативом с головы до ног".) Он придерживался того же мнения насчет сенатора из Иллинойса.

Человек в полупальто поспешил прочь от ассирийских древностей и исчез за углом.

— Что он говорил? — спросила Джоанна.

Алекс передал ей весь разговор, включая и последнее замечание.

Она слабо засмеялась.

— К несчастью, он будет не в презервативе.

"И верно, как дважды два, — подумал Алекс уныло, — этот проклятый Богом, напыщенный ублюдок несет беду".

Воспользовавшись общественным телефоном музея, Алекс позвонил в отель "Чечил" на Портманской площади.

Джоанна, стоя рядом с ним, нервно прислушивалась к разговору. Она была напугана. Не стоило и ожидать, что перспектива встречи с отцом наполнит ее радостью.

Алекс попросил телефониста отеля соединить с номером мистера Шелгрина. Сенатор сразу же снял трубку.

— Алло?

— Это Алекс Хантер.

— Она... она с вами?

— Конечно.

— Не могу дождаться встречи с ней. Поднимайтесь скорее сюда.

— Мы не в отеле, — сказал Алекс.

— Тогда где же вы?

— Все еще в музее.

— Мне нужно, как можно скорее, увидеться с вами. Я не знаю, сколько времени в моем распоряжении.

— Думаю, нам надо, прежде чем встретимся, мило поболтать по телефону.

— Это крайне срочно! Я...

— Нам надо выяснить кое-какие вопросы. А именно: что произошло на Ямайке и почему Лиза стала Джоанной.

— Это слишком важная информация, чтобы обсуждать ее по телефону, — сказал Шелгрин. — Намного более важная, чем вы, возможно, думаете.

Алекс поколебался, бросил взгляд на Джоанну и, наконец, произнес:

— Ладно. Давайте встретимся через полчаса в Национальной галерее, у входа.

— О, нет. Нет. Это невозможно.

— Почему?

— Встреча должна произойти здесь. В моем номере в "Чечил".

— Мне это не нравится. Слишком рискованно для нас.

— Я здесь не для того, чтобы навредить вам.

— Надеюсь, что это правда.

— Я хочу вам помочь.

— Я бы предпочел, чтобы мы встретились на нейтральной территории.

— Но я не осмеливаюсь выйти, — сказал Шелгрин. В его голосе звучали нотки панического страха, а это было совершенно не в его характере. — Если меня увидят с вами, ...если меня даже просто увидят здесь, в Лондоне... тогда я — мертвец.

— Кто убьет вас?

Шелгрин начал говорить быстро и возбужденно, как будто боялся, что Алекс может повесить трубку.

— Они. Они убьют меня. Без сомнения. Если они увидят меня с вами, то поймут, что я переметнулся на другую сторону. — Его паника становилась все более и более явной. — Я принял меры предосторожности, чтобы скрыть эту поездку. В моем офисе всем говорят, что я уехал в Иллинойс, чтобы встретиться с несколькими важными избирателями. Я не вылетел сюда из Вашингтона, потому что боялся, что меня слишком легко выследили бы... — Он говорил сбивчиво, быстрее и быстрее. — Поэтому я доехал до Нью-Йорка, оттуда вылетел в Торонто, затем — полет в Монреаль, и третий полет — из Монреаля в Лондон. Я измотан. Истощен. Я на грани нервного срыва. — И с каждой минутой он становился все более нервным. — Я остановился в "Чечил", потому что это не тот отель, где я обычно останавливаюсь... Обычно я останавливаюсь "У Клариджа". Но если они выяснят, что я не в Иллинойсе, то поймут, куда я уехал, и начнут искать меня. Рано или поздно они найдут меня. Черт возьми, Хантер, я рискую жизнью! Я порвал с ними! Я хочу помочь вам и моей дочери. Если она позволит мне называть ее дочерью после всего того, что я сделал. Вместе мы сможем выдержать все. Пройти через всю эту чертову мельницу. С ними покончено.

— Кто они? — спросил Алекс.

— Русские.

— Какое отношение имеют русские к этому делу?

— Я просто не могу говорить об этом по телефону. Это слишком важно. Вам надо приехать ко мне. Я не могу рисковать, показывая свое лицо.

Алекс думал.

— Хантер?

— Я все еще здесь.

— Мой номер 416.

Алекс ничего не сказал.

— Пожалуйста, поспешите. Прежде, чем они найдут меня.

Алекс молчал.

— Хантер?

— Да.

— Вам надо приехать.

Алекс вздохнул.

— Ладно.

На такси они доехали до Гарродса. Даже так рано днем этот огромный всемирно известный магазин кишел покупателями, среди которых было удивительно много смуглолицых, крючконосых людей арабской наружности.