Как бы там ни было, но все-таки Николасу удалось оторваться от "Ягуара" на три машины.

— Мы, кажется, уходим от них, — счастливо произнес он.

С точки зрения Алекса, это выглядело так, будто Николасу позволили оторваться. Теперь водитель "Ягуара" не особо старался держаться за ними, как это было в начале пути. На самом деле, он, а не таксист, отвечал за то, что расстояние между ними росло, как будто хотел позволить им уйти.

Почему?

"Потому что они знают, куда мы собираемся", — сказал Алекс себе.

Он стал мысленно разговаривать сам с собой. Это был один из тех споров, которые обычно происходили вслух, когда он бывал один.

"Они знают, что мы собираемся встретиться с сенатором?" — спросил он себя.

Да. И он один из них. Поэтому им действительно незачем следить за нами.

Но если он один из них, то почему вышел на нас именно таким способом? И зачем он сказал нам освободиться от слежки?

Я не знаю, но он должен быть один из них. Как еще он мог узнать, что мы в Лондоне?

Выследить. Только выследить. Это звучит немножко параноидально. Но если ты параноик, то не способен трезво оценивать обстановку. Возможно, ты видишь сейчас сети заговора там, где ничего нет. Возможно, водитель "Ягуара" всего лишь осторожный человек, еще более осторожный, чем старина Николас. Можно бы было все так просто объяснить. Можно бы было.

Однако... Он стал пристально смотреть в заднее окно, не в состоянии скрыть выражение неодобрения, которое читалось на его лице.

Они приблизились к перекрестку, где светофор только что сменился с зеленого на красный, но Николас, собрав все свое мужество, завернул за угол против правил. Шины даже взвизгнули.

Машины за ними остановились как добропорядочные граждане, и "Ягуар" был затерт среди них. Он не мог двинуться, пока светофор не переключится вновь.

Они находились на узкой улице, вдоль которой выстроились первоклассные магазины и театры. Только несколько машин были припаркованы к тротуару. Николас проехал полквартала и свернул в боковой переулок прежде, чем "Ягуар" получил возможность свернуть за угол за ними. Из этого переулка они выехали в другой, а затем — снова на большую улицу.

Пока они продолжали крутиться сквозь косой серый дождь от улицы к улице, Николас время от времени бросал взгляд в зеркальце заднего обзора. На его лице постепенно вырисовывалась улыбка, и, наконец, он сказал:

— Все! Как в американских детективах, которые показывают по телеку.

— Вы были неподражаемы, — сказала Джоанна.

— Вы, правда, так думаете?

— Просто неповторимы, — сказала она.

— Ну что ж, пожалуй.

Алекс внимательно смотрел в заднее окно.

У Британского музея Джоанна открыла дверь такси, выскочила и побежала под защиту главного входа.

Кота Алекс расплатился, Николас сказал:

— Думаю, это был ее муж.

Алекс моргнул.

— Что?

— Ну, если это были не полицейские...

— А, нет. Не ее муж.

Николас почесал бороду.

— Вы не хотите, чтобы я подождал вас?

— Боюсь, что нет, — произнес Алекс.

Он вышел из такси и захлопнул дверцу.

Мгновение Николас с любопытством смотрел на него через располосованное дождем окно, а затем поехал восвояси.

Алекс стоял под холодным мелким дождем, втянув голову и засунув руки в карманы. Он осматривал улицу, изучая движение и обращая особое внимание на припаркованные автомобили.

Ничего подозрительного.

Наконец, он присоединился к Джоанне, которая, прячась от дождя, ждала его в дверях.

— Ты промок, — сказала она.

— Наверное.

— Что ты хотел увидеть?

— Не знаю, — произнес он. Сейчас он не был расположен к разговорам. Он изучал улицу.

— Алекс, что случилось?

— Мы чертовски легко отделались от того "Ягуара". Легко, как никогда. Почему?

— Может, нам просто повезло?

— Я не верю в везение, — произнес Алекс, но в конце концов он оторвался от изучения улицы и последовал за Джоанной в музей.

Они стояли перед впечатляющей экспозицией ассирийских древностей, когда с ними заговорили. Это был не сенатор. Посланец Шелгрина был невысокий крепыш в полупальто и темно-коричневом кепи. У него было неприятное лицо с маленькими настороженными глазками. Казалось, его рот постоянно был скривлен в презрительной усмешке. Он встал рядом с Алексом, притворяясь, что рассматривает образец ассирийского оружия. Через минуту или две, когда Алекс повернулся к нему лицом, он прямо заговорил с ним.

— Ты'антер, да?

Его акцент кокни просто невозможно было понять, но Алекс понял его: "Ты Хантер, да?"

Порой интерес Алекса к языкам распространялся на особенно колоритные диалекты. Ничего не было колоритнее, чем кокни, наиболее богатый сленгом и наиболее искореженный, чем какой-либо другой региональный диалект английского языка. Он возник в Ист-Энде Лондона, но со временем распространился и во многих других частях Англии. Первоначально он был средством, при помощи которого обитатели Ист-Энда могли разговаривать друг с другом так, что их не понимали ни представители закона, ни другие чужаки. Но в наши дни представители закона тоже говорят на нем, когда это возможно.

Незнакомец бросил взгляд на Алекса, затем на Джоанну.

— Yer butcher's like yer pitchers. Both of yer.

Алекс перевел для себя: "Вы выглядите, как и на фотографиях. Вы оба. Слово "butcher's" в рифмованном сленге кокни означало "выглядеть". "А butcher's hook" рифмовалось со словом "look". Поэтому в соответствующем контексте, по логике этого кода, "butcher's" означало "look".

— And yer butcher's bent ter me! — сказал Алекс. — Wot yer want? ("А ты не внушаешь мне доверия. Что тебе надо?") Незнакомец заморгал. Он не ожидал, что американец заговорит на ист-эндском диалекте.

— Yer s'pposed ter be а yank.

— At's wot I am.

— Yer rabbit right good, — сказал незнакомец. ("Вы говорите очень хорошо".) — Tar, — сказал Алекс. ("Благодарю".) Джоанна сказала:

— Я не понимаю.

— Объясню позже, — произнес Алекс.

— Yer rabbit so doddle... 'ell, nofink surprises те по тоге, — произнес незнакомец.

— Чего ты хочешь? — спросил его Алекс.

— У меня сообщение.

— От кого?

— От одного денежного мешка со странностями.