– Мы слышали, он сегодня принимает у себя людей.

Руди вскинул голову и увидел, что в обоих домах не светится ни одного окна, даже в пентхаусе.

– Похоже, вечеринка закончилась.

– Никакой вечеринки нет, – ответила ему пухленькая девица с цветными эластичными ленточками, свисающими с булавки, коей была проткнута ее щека. – Он пустил в дом и папарацци.

Руди пожал плечами, набрал на пульте код, вошел, закрыл за собой дверь. По крайней мере, самочувствие Габа улучшилось. Мимо черных пантер Руди проследовал в темный вестибюль. Лампочки на лестнице не горели, выключатели ничего не включали. Подумав, Руди достал мобильный телефон и перевел дисплей в режим «постоянная подсветка». Поведя рукой, в голубом свете дисплея он увидел у ног крылатого ангела цифровые фотоаппараты и видеокамеры – оружие папарацци. Они лежали грудой, как обувь у плавательного бассейна.

– Привет!

Эхо его голоса быстро затихло на недостроенных этажах. Руди двинулся вверх по мраморной лестнице, освещая путь голубым электронным светом. Ему предстояло уговаривать Габа поучаствовать в шоу на следующей неделе, да и даты выступления в канун и после Хэллоуина тоже требовали согласования.

Он добрался до верхнего этажа. Свет не горел и в огромной спальне Боливара.

– Эй, Габ? Это я, чел. Надеюсь, ничего непристойного я не увижу.

Ему никто не ответил. Тишина в пентхаусе стояла мертвая. Руди посветил на кровать и обнаружил смятые простыни, но не принявшего лишнее Габа. Вероятно, тот отправился куда-нибудь поразвлечься. Как и всегда.

Руди прошел в большую ванную, чтобы отлить. Увидел на столике пузырек викодина, хрустальный фужер, уловил запах виски. После короткой паузы вытряс на ладонь две таблетки, помыл фужер в раковине, запил таблетки водой из-под крана.

Он уже ставил фужер на столик, когда уловил за спиной движение. Быстро повернулся и увидел Габа, входящего из темноты в ванную. Зеркала по обе стороны от двери создавали ощущение, будто в ванную вошли сотни Габов.

– Габ, Господи, ты меня напугал! – Искренняя улыбка Руди увяла, потому что Габ молчал, глядя на него. В слабом свете дисплея кожа певца казалась темной, а глаза блестели красным. Тонкий черный халат Габриэль надел на голое тело. Руки висели вдоль тела. Он никак не поприветствовал своего агента. – Что не так, чел? – Руди заметил, какие грязные у Габа руки и грудь. – Ты провел ночь в угольном ящике?

Габ молча стоял, размноженный зеркалами.

– От тебя просто воняет, чел. – Руди поднес руку к носу. – Что с тобой происходит? – Тут он почувствовал странное тепло, идущее от Габа. Посветил дисплеем на лицо рок-звезды. Его глаза никак не отреагировали на свет. – Чел, ты слишком давно не смывал грим.

Таблетки начали действовать. Комната, зеркала расширились, как мехи аккордеона. Руди махнул рукой с мобильником, и вся ванная замерцала.

– Послушай, чел. – Отсутствие всякой реакции Габа тревожило Руди. – Если ты чем-то закинулся, я могу зайти завтра.

Он попытался обойти Габа слева, то тот его не пропустил. Руди отошел на шаг. Направил свет дисплея на лицо своего давнишнего клиента.

– Габ, чел, какого?..

Боливар распахнул халат, раскинул руки, как крылья, прежде чем позволил халату упасть на пол.

Руди ахнул. Тело Габа стало серым, костлявым, но поразила агента, конечно же, промежность.

Без единого волоска, гладкая, как у куклы. Гениталии исчезли бесследно.

Рука Габа закрыла Руди рот. Тот попытался вырваться, но опоздал. Руди увидел, что Габ улыбается, а потом нижняя челюсть его отвалилась, и во рту начал извиваться какой-то хлыст. В слабом свете дисплея Руди набрал девятку, единицу, единицу, и тут хлыст вылетел изо рта. Два нароста по его бокам сдувались и раздувались.

Руди увидел все это за мгновение до того, как жало впилось в его шею. Мобильник упал на пол, под дергающиеся ноги. На клавишу вызова Руди нажать не успел.

Девятилетняя Джини Миллсам не чувствовала усталости, возвращаясь домой с матерью. «Русалочка»[78]потрясла ее до глубины души, спать совершенно не хотелось. Теперь она точно знала, кем станет, когда вырастет. Не педагогом балетной школы – особенно после того, как Синди Вили сломала два пальца, неудачно приземлившись после прыжка, – не олимпийской чемпионкой по гимнастике – конь наводил на нее страх. Она станет – пожалуйста, барабанный бой… – Бродвейской Актрисой! Выкрасит волосы в коралловый цвет, сыграет Ариэль, главную роль в «Русалочке», после окончания спектакля будет раз за разом, под гром аплодисментов, выходить на поклоны, а потом отправится на встречу с юными театралами, будет подписывать программки и улыбаться в камеры мобильников… и наконец, после одного из выступлений, она выберет самую вежливую и искреннюю девочку из всех зрителей, пригласит ее в дублерши и научит всему, что знает сама.

Мама станет ее парикмахером-стилистом, а папочка, который остался дома с Джастином, – агентом, как отец Ханны Монтаны. И Джастин… ну, Джастин может сидеть дома и заниматься, чем ему заблагорассудится.

Вот так она и мечтала, обхватив подбородок рукой, в кресле вагона подземки, который мчался на юг. Видела свое отражение в зеркале, видела яркость вагона, но лампы иногда гасли, и в один из таких моментов Джини увидела за окном открытое пространство: вагон выскочил из одного тоннеля и еще не въехал в другой. Увидела она и еще кое-что, буквально на долю секунды. Образ этот промелькнул так быстро, что сознание девятилетней девочки не могло его переварить. Она даже не поняла, что увидела. И не могла сказать, почему вдруг расплакалась. Ее рыдания разбудили мать, такую красивую, в нарядных пальто и платье. Она начала успокаивать дочку, пытаясь понять, что послужило причиной рыданий. Джини могла только ткнуть пальцем в окно. И остаток пути провела, прижавшись к матери, под ее оберегающей рукой.

Но Владыка увидел ее. Владыка видел все. Даже (и прежде всего) когда кормился. У него было невероятное, чуть ли не телескопическое ночное зрение, и в мире, сотканном из оттенков серого, источники тепла светились для него яркой белизной.

Закончив, но не утолив жажду (она всегда оставалась неутолимой), он позволил добыче соскользнуть по его телу, могучие руки освободили обращенного человека, который мешком свалился на землю. В тоннелях вокруг шептал ветер, раздувая его черный плащ, вдали гремели поезда подземки. Железо билось о сталь, и это клацанье было словно истошный вопль самого мира, который внезапно осознал, КТО в него пришел.

На третье утро после приземления рейса 753 Эф привел Сетракяна в штаб-квартиру проекта «Канарейка». Она располагалась в западной части Челси, в квартале к востоку от Гудзона. До того как Эф организовал проект «Канарейка», в трехкомнатном офисе располагалось подразделение ЦКПЗ, занимавшееся медицинским скринингом рабочих и добровольцев, которые участвовали в разборе завалов на месте бывшего Всемирного торгового центра.