– В плавании по морю надо повиноваться кормчему, а в жизни – человеку более всех рассудительному.

Филипп задумался. Вспомнил о просьбе Джеффри.

– Старуха умна, зря слов на ветер не бросит. Уж не турнир ли этот она имела в виду?

– Чепуха! Невесть что взбрело в голову старой женщине. Да и откуда ей что-то знать о моих планах?

Филипп не ответил. Нахмурившись, глядел на собеседника о чем-то думая, что-то взвешивая. Может быть, силился понять тайный смысл слов Эрвины?

Джеффри ждал. Филипп счел нужным предупредить его; видит Бог, он не желал ему зла.

– Копейный поединок – игра сильных и храбрых, но кольчуга плохо держит удар копья, если оно скользнет по щиту. Поэтому не советую тебе выходить на ристалище.

Джеффри в ответ только усмехнулся.

– Тронут твоей заботой, но я всегда крепко держу щит и сам ловлю на него копье противника.

– Ты можешь ошибиться. Зачем рисковать?

– Не ошибался еще ни разу. А биться я буду в честь дамы моего сердца.

– Ого! Кто же это? Одна из бретонок, чей образ пленил твое воображение? Может быть даже, ты сочиняешь для нее канцоны?

– Нет, Филипп, она из штата придворных дам французского короля.

– Вот оно что! Хотелось бы знать, которая из моих фрейлин удостоилась чести быть дамой сердца герцога Бретонского. Она знатного происхождения?

– Безусловно.

– Красивая?

– Выше всяких похвал. Нет красивее женщины на свете, и чтобы доказать это всем, я готов биться не на жизнь, а на смерть. Победив врага, я увенчаю ее голову лавровым венком королевы любви и красоты.

– Догадываюсь, речь идет не о фрейлине и уж тем более не о камеристке.

– Бери выше, Филипп.

– Одна из статс-дам королевы?

– Еще выше. Эта дама – твоя сестра Маргарита Нормандская. И это будет мой последний бой при дворе французского короля.

– Что ж, устроим схватку, коли тебе так хочется, – кивнул король. – Но знай, франкский рыцарь не слабее английского.

– Увидим, так ли это. Среди моих бретонских рыцарей ни один не смог одолеть меня. Кого назначишь мне в соперники?

– Выберет герольд согласно твоему рангу.

– Вот и отлично! Не будем затягивать с этим, а уж после – в поход. Я отниму у отца территории, которые он обещал мне, но все еще держит под своей рукой.

И Джеффри собрался выйти из комнаты, как вдруг, остановившись в дверях, оглянулся:

– А старухе этой я не верю. Подумаешь, Кумская сивилла!

– А не сказала ли тебе эта сивилла чего-нибудь еще? Или ты ускакал, не желая больше ее слушать?

– Как же, сказала, – молвил Джеффри, снова усмехаясь и напрягая лоб. – Сейчас вспомню. Вот ее слова: «Ах, если бы мог кто-нибудь пробудить Мерлина. Но он крепко спит, обманутый женщиной, и не сможет прийти на помощь, как приходил всегда к хорошим людям в трудный час».

– Так она сказала? И это тебя не насторожило? – обеспокоенно спросил Филипп.

– Ничуть. Бредни выжившей из ума старухи. Я бросил ей золотую монету и распрощался с ней.

Сказав так, Джеффри ушел. Глядя ему вслед, король задумчиво проговорил:

– Жаль будет, если с ним случится беда. Он все же лучший из орлят.

Всё в этот день было как обычно: трибуны для лиц знатного происхождения, скамьи для тех, кто ниже рангом, герольды, распорядители, ограда и народ, не пропускающий таких зрелищ. Местом состязания выбрали пустырь на правом берегу речки Бьевры, левее аббатства Сен-Виктор.

Был пасмурный, но теплый безветренный день. Многие рыцари, объявленные зачинщиками поединков, уже сошлись со своими противниками. Кого-то ранили, другие съезжались по нескольку раз, и распорядители турнира еле успевали убирать с арены обломки копий, щиты и шлемы. Все это относили победителю, туда же отводили лошадей. И начинались торги. Продавали даже щиты, поскольку у простых рыцарей они были украшены гербами их хозяев или вовсе не имели гербов.

Наконец настала очередь главного зачинщика поединка Джеффри Бретонского. На нем кольчуга, привязанный к ней шлем с прорезями для глаз и пучком павлиньих перьев, на холке коня повернутое влево копье с раздваивающимся закругленным концом, и щит на левой руке. Он белого цвета, на нем в четыре ряда деревья, похожие на ели и расположенные в шахматном порядке. Таков герб Бретани. Точно такой же герб и у Лимузена, чуть меньшего, правда, размера.

Соперник Джеффри (защитник) – граф Валуа. Герб на щите похож на Иль-де-Франс: на синем фоне три золотые геральдические лилии, что символизировало Пресвятую Деву. Только у Валуа над лилиями три красных месяца в белых прямоугольниках. И шлем у него не цилиндрической, а овальной формы.

И слышат оба поединщика, как зрители делают ставки на одного и на другого. Больше на графа Валуа. Причина проста: чувство солидарности. Да и нередко видели его в деле, знали, на что способен.

Но не это волновало обоих рыцарей. Показать свою силу, ловкость, твердость руки – вот стимул. Но не один. Второй стимул – дама сердца. И оба, как по команде, повернули головы к трибунам, ища взглядом тех, ради которых решили биться. Первый, найдя свою даму, улыбнулся, надел шлем и изготовился к бою. Второй тоже нашел – и поклонился. Кому же? Королеве Франции. От неожиданности Изабелла вспыхнула. Валуа надел шлем и взял копье под мышку. Оба замерли, ожидая сигнала. Наконец герольд по знаку короля протрубил в рог, и всадники понеслись навстречу друг другу, метя каждый в щит.

Классической или великолепной считалась стычка, когда оба поединщика ломали свои копья, не выпадая при этом из седел. В этом случае с трибун и рядов зрителей неслись рукоплескания. Повторный заезд допускался еще два раза. Если и после этого рыцари оставались в седлах, их схватку прекращали.

Первый заезд закончился под гром оваций: копья разлетелись в щепки и ни один из всадников не упал с коня. Джеффри ликовал: графу Валуа не удалось одержать верх. Развернувшись для следующей атаки, он снял шлем и взглянул в сторону королевских лож. Вот она, красавица Маргарита, и она смотрит в его сторону! Было ли это случайностью или нет – Джеффри не стал раздумывать над этим. Важно то, что взгляд сестры короля окрылил его, вселил надежду в победу, и он, взяв новое копье и надев шлем, снова помчался вперед.

Дружные рукоплескания раздались и в этот раз. Джеффри был в ударе. Он все-таки крепко держится в седле, хотя оно, в отличие от боевого, не имело задней луки. Проезжая мимо короля, он вздыбил лошадь и, поймав взгляд Маргариты, отвесил ей поклон. В ответ она улыбнулась ему и помахала розовым платочком. Обрадованный и вдохновленный этим знаком внимания к нему дамы его сердца, чувствуя в себе небывалый прилив сил, Джеффри снова выехал на исходную позицию. Ему подали копье. В третий уже раз. В последний. Он направил его в сторону графа Валуа и уже чуть склонился вперед, собираясь дать шпоры коню, как вдруг перед глазами огнем вспыхнули слова старой нищенки: «Прощайся!» И еще: «Повиноваться надо более всех рассудительному». Но кто же это? Кто?… Филипп, король, кто же еще! Ведь он не советовал выходить на бой. И он, без спору, умен и рассудителен. Уж не его ли имела в виду старуха?…