Не ответив, он с грохотом захлопнул дверь. А Диана дала волю слезам.

Весь день она не выходила из дому, стараясь совладать со жгучей болью и ревностью и чувствуя, что почва уходит у нее из-под ног.

Молли оставила на ее автоответчике не меньше десятка сообщений и наконец явилась сама.

– Я пыталась дозвониться к тебе в Беверли-Хиллз, но там сказали, что ты уже улетела. Я нутром чуяла, что заварилась какая-то каша. Ники ни с того ни с сего проявила свой гадючий нрав – впрочем, это не было для меня новостью. Мы здорово поцапались, и она обозвала меня всеми бранными словами из своего словаря. А потом уволилась. Честное слово, я не удивилась. Хорошо, что ты наконец избавилась от них обоих. Больше никаких протеже, о'кей?

Заплаканная Диана грустно кивнула. К несчастью, уход Люка грозил неприятностями не ей одной.

– Молли, я действительно заварила жуткую кашу! Нам придется снова начинать с нуля. Нет ни «Мамаши и Мэг», ни «Пэта Уинстона». «Континентал» кусает себе локти, что сделал на нас ставку. А я как подумаю о том, сколько корпела над целыми двенадцатью сериями, какой бой выдержала с Филом и его командой… Ох, Молли, у меня нет сил! Будь я лошадью – тебе бы только и оставалось, что меня пристрелить!

– Выше голову, детка! Мы успели неплохо подзаработать на «Мамаше и Мэг» и до сих пор в отличной форме как авторы. Мозги-то остались при нас, верно? Ты способна выдать еще не одну идею, и мы наверняка поставим не одно шоу. Зато этот крысеныш, этот слизняк, этот спесивый выскочка получит как следует по яйцам и вернется в свой Орегон собирать картошку, где ему самое место!

Однако оптимистические речи Молли не помогали Диане. Ей даже не удавалось пробудить в себе мстительность или гнев – хоть какое-то чувство, которое вытеснило бы из души горечь и боль утраты.

– Хочешь, я останусь на ночь? – предложила Молли.

– Спасибо, но мне лучше побыть одной. – Диана решила совладать со своим горем сама.

Час за часом тянулась эта ужасная ночь. В два часа Диана и не помышляла о сне. Она убеждала себя видеть Люка таким, каков он на самом деле: ребячливым, эгоистичным и жестоким. Диана почти ничего не могла поставить ему в заслугу, но все еще любила его. Прожив вместе целый год, не так-то просто убить в себе это чувство. И ей оставалось только метаться в тоске, ревновать и горевать.

На часах было половина четвертого, потом половина пятого. Люк сейчас спит с Ники – Диана ничуть в этом не сомневалась. И ей хотелось умереть всякий раз, когда она представляла себе их вместе.

Гвен Ван Рик сидела, тупо уставившись на чистый лист в пишущей машинке. Вот-вот должна была приехать секретарша за очередной частью рукописи, а она даже не успела начать. Позабыв о дымившейся в пепельнице сигарете, Гвен закурила новую.

Наконец она встала, запахнула халат и пошла в ванную. Прополоскав рот, Гвен мельком взглянула на свое отражение в зеркале. Кожа на лице обвисла, а седые непрокрашенные волосы отросли на добрый дюйм. За три недели Гвен похудела на восемь фунтов и выглядела жутко.

Да, ровно три недели назад она потеряла всякую связь с Ники. Накануне они провели вместе дивную ночь, полную ласки и близости, и Ники заснула у нее на груди, а потом исчезла. Она ни разу не позвонила, и что самое ужасное – у Гвен не было никакой возможности отыскать ее.

Она попыталась дозвониться по оставленному ей когда-то номеру, но там сказали, что Ники расторгла контракт. Гвен сходила с ума. Она звонила Ники домой и днем, и ночью, но никто не поднимал трубку. Неужели случилась беда?

Гвен помчалась к Ники сама и чуть не разбила звонок на двери – ей не открывали. Она дождалась почтальона, но тот сказал, что корреспонденцию мисс де Поль вынимает из ящика каждый день.

Значит, Ники здесь и просто избегает ее.

Это сразило Гвен наповал.

В прошлом ей пришлось пережить многое, но не такой удар. Ники стала для Гвен светом в окошке. Неужели эта дурочка не понимала, что Гвен ради нее готова была на все?

Охваченной отчаянием Гвен ужасно хотелось выкинуть какой-нибудь жуткий трюк – к примеру, подкараулить Ники возле дома и пригрозить, что бросится под машину, если она не вернется.

Гвен остановила не столько гордость, сколько реальный взгляд на вещи. Это еще никому не помогало. Покажи свою слабость – и ты проиграл. А неудачников не любит никто. Если Ники ее не любила – всякий раз эта мысль причиняла Гвен острую боль, – она никогда не вернет ее.

Ники, молодая и ветреная, болтала о том, что хочет быть актрисой, и даже посещала какие-то курсы, но не относилась всерьез к советам Гвен. Да и вряд ли из этой пустышки что-нибудь выйдет. Хуже всего было то, что Гвен любила ее по-прежнему и мечтала вернуть.

Если бы Гвен хоть раз удалось проявить гордость и проучить Ники, не встречаясь с ней пару недель! Но даже мысль о подобной разлуке была невыносима.

Но оказаться покинутой невыносимо вдвойне. Ники наверняка нашла себе новую пассию. А ведь никто не будет любить ее так, как Гвен. И Ники все равно вернется.

Господи, надо взять себя в руки и подумать о деле!

И тут ей в голову пришла неплохая идея для сценария. Фредерика внезапно бросает Тони, уходит, даже не предупредив его. Он старше на двадцать лет и тяжко страдает. Неужели она ушла к его сыну? Что ему предпринять? Он богат, преуспевает, но не может заставить себя выйти из дому и сидит в четырех стенах, небритый, осунувшийся, тщетно пытаясь что-то придумать. Ему кажется, что единственный способ заставить Тони вернуться – лишить сына денег и выкинуть из бизнеса…

Гвен находила пусть жалкое, но утешение в том, что заставляла мучиться кого-то другого.

Пока быстрые пальцы мелькали над блестящими клавишами, Гвен с горечью размышляла о том, что столь глубокие чувства достойны серьезной литературы, а она разбазаривает их на какую-то ничтожную мыльную оперу ради лишней сотни баксов. Но именно сейчас Гвен особенно нуждалась в деньгах. Перри еще не встал на ноги, но его запросы растут, и к тому же он обзавелся подружкой.

Кроме того, следует подготовиться к возвращению Ники. И если не сделать подтяжку лица, надо хотя бы обновить гардероб. От горя она здорово сбросила вес – такого эффекта не давал даже бег.

К приезду секретарши Гвен почти справилась с работой. Депрессия мало-помалу отступала. Ее охватила жажда деятельности, вот только она боялась выйти из дому: а вдруг позвонит Ники?

Гвен отказалась от автоответчика уже несколько лет назад, когда какой-то садист, пронюхав о том, что она лесбиянка, повадился оставлять ей свои тошнотворные анонимные послания. До сих пор любой, кто действительно хотел с ней связаться, к примеру, ее сын, рано или поздно дозванивался.

На улице был чудесный летний денек, и Гвен чувствовала себя особенно старой. Усевшись на террасе, она стала просматривать скопившуюся почту. «Таймс», «Виллидж войс», «Варьете»…