Ей оставалось только самой прийти в бешенство, чтобы окончательно не показаться себе полной идиоткой. Положить еще один камень, чтобы укрепить осыпающуюся стену...

Голос Саммер прозвучал презрительно и едко:

– Вы разгуливаете по дому в таком виде, милорд, что мне кажется, вы схватили не ту жертву. Должно быть, леди Элгин никак не может взять в толк, куда же вы запропастились.

– Саммер, – процедил Джеймс. Теперь его «р» скорее напомнило рычание раненого тигра. Саммер начала бить дрожь, но она продолжала, потому что промедление могло стать для нее роковым:

– О, ради Бога, не стесняйтесь! Вы ведь не стеснялись, когда она трогала вас на глазах у гостей!

– Достаточно! – прорычал Джейми, делая шаг к ней.

Саммер вскинула голову.

– Ты прав, достаточно. Думаешь, я прощу тебя после того, что увидела? После того, как ты всем показал, что ведешь себя, будто животное в брачный сезон? – Пальцы Саммер судорожно впились в изящные складки бархатного платья, а ее подбородок задрожал. – Я не останусь здесь, Джеймс Камерон. Теперь это невозможно.

Глаза Джеймса сузились.

– Мы уедем, когда я решу, что для этого пришло время.

– Мы? – Саммер гневно тряхнула головой. – Нет никаких «нас»! И у меня нет никакого желания ехать с тобой куда-либо. – Заметив, что губы Джеймса превратились в зловещую узкую полоску, Саммер, глубоко вдохнув, выпалила: – Я возвращаюсь в Новый Орлеан. Гарт отвезет меня.

Произнеся эти слова, она совершила ужасную ошибку. Это было ясно ей с самого начала, но гнев и боль заставляли ее делать глупости, чтобы еще раз уязвить Джеймса. И все же она была не готова к реакции мужа.

Упругие мышцы его живота конвульсивно сжались, словно от удара, и он оказался на ней так быстро, что она не успела ни увернуться, ни закричать.

– Бог свидетель, – прорычал Джеймс, прижимая жену к полу и больно стиснув ее запястья, – ты не уедешь! И если мне придется для этого приковать тебя цепью, я сделаю это...

– Так давай, прикуй меня! – с ненавистью смотрела на узкую полоску губ виконта и его горящие гневом глаза. – Ты не посмеешь!

– Еще как посмею! Я посмею сделать все, что доставит мне удовольствие. – Джеймс сильнее прижал Саммер к полу, когда та попыталась вывернуться. – Ты не уедешь от меня, и не надейся.

– Думаешь, я останусь после всего, что видела здесь? – На глаза Саммер навернулись предательские слезы, и только гордость не позволила им пролиться. – Я не останусь с... с дьяволом!

– Значит, я дьявол? – Джеймс зло рассмеялся. – Говорят, у меня дьявольский характер, это правда. Говорят еще, что я дышу огнем и серой и что у меня копыта и хвост, как у черта из преисподней. Но будь я проклят, если позволю тебе наставить мне рога с Гартом Киннисоном!

Рыдание, вырвавшееся из горла Саммер, было исполнено гнева и боли.

– Ты ничего не хочешь знать, так ведь? Твоя необузданная шотландская гордость и красивое лицо сделали тебя настолько самоуверенным и заносчивым, что ты просто не слушаешь того, что тебе говорят! Ты слышишь только то, что тебе хочется слышать. – Дыхание Саммер сделалось прерывистым. – Ты можешь приковать мое тело, Джеймс Камерон, но тебе никогда не удастся приковать мое сердце!

Внезапно глаза Джеймса затуманились, и Саммер поняла, что переполнила чашу его терпения. Он поднялся, увлекая Саммер за собой, несмотря на все ее протесты, и его губы медленно изогнулись в горькой усмешке.

– Прекрасно. Зачем мне твое сердце, раз у меня есть это замечательное тело? – Обхватив жену за бедра, Джеймс прижал ее к себе и держал так до тех пор, пока она не почувствовала его возбуждение. – Я буду брать его до тех пор, пока тень Гарта Киннисона не покинет нашу спальню навсегда.

– Глупец – выкрикнула Саммер и принялась колотить кулаками по груди мужа.

– Ты права. – Смех Джеймса был полон горечи и самоиронии. – Я глупец, дорогая.

Виконт подхватил жену на руки, крепко прижал к себе и, не обращая внимания на ее отчаянное сопротивление, вышел из гостиной. Вернувшись в спальню, он опустил свою ношу на кровать.

Саммер молча смотрела на него. Она не станет сопротивляться. Джеймс был слишком силен, и она не хотела позволить ему насладиться победой. Но и отвечать ему взаимностью она не собиралась.

Но похоже, ее настроение ничуть не волновало виконта. Он долго смотрел на нее, невозмутимо окидывая взглядом ее тело и пылающее лицо.

Увидев в глазах Саммер вызов и неповиновение, Джеймс еле заметно улыбнулся.

– Ну, если ты хочешь, чтобы это было именно так... – пробормотал он и, опустившись на кровать, сорвал с Саммер ее бархатное темно-голубое платье. К ее облегчению, его движения были быстрыми и умелыми. Затем он вдавил ее в мягкую перину и, разведя ее бедра, вошел в нее. Джеймс не был жесток или груб с ней, просто делал свое дело методично и бесчувственно, но это было даже хуже.

Саммер готова была снести что угодно, но только не безразличие.

Когда Джеймс перекатился на бок и лег рядом с ней, она решила, что все кончено, что Джеймс получил от нее все, что хотел. Но вскоре она поняла, что ошиблась.

Саммер повернулась спиной к мужу и лежала не двигаясь, не в силах даже плакать, и тут внезапно он снова притянул ее к себе, чтобы, несмотря на все ее благие намерения и стоны протеста, силой вырвать ответ ее предательского тела. Губами, руками, всем своим существом он заставлял жену извиваться под ним, прерывисто дыша и сотрясаясь от желания. Он вошел в нее сзади, обхватив одной рукой ее грудь, а другую погрузив в светлые завитки внизу живота.

Джеймс брал Саммер намеренно неторопливо, оценивающе глядя на нее. Как же унизительно ей было осознавать, что он заставил ее испытывать самые острые ощущения, а сам не испытывал ничего! Саммер теряла все. Слова любви обжигали ей язык, и она почувствовала, что умрет, если не произнесет их.

Уткнувшись лицом в подушку, она приглушенно вскрикивала и бормотала проклятия, но лишь прохладная ткань подушки и перья слышали ее. Даже когда она достигла долгожданного пика наслаждения, которое окатило ее, словно прилив, Саммер не произнесла заветных слов. Она не могла. Джеймсу не нужна была любовь – он хотел только ее тело.

Свечи догорали, оплавляясь, огонь в камине потух, превратив поленья в мерцающие угли, луна побледнела в лучах рассвета, а Джеймс брал Саммер снова и снова, до тех пор, пока она не почувствовала себя обессиленной, обнимая мужа и шепча ему на ухо слова любви. Саммер слишком ослабела и не могла противостоять решительному напору шотландца.

Джеймс лежал, пригвоздив Саммер к кровати своим весом и погрузив пальцы в ее шелковистые волосы. Целуя жену сначала нежно и осторожно, а потом все более настойчиво, он разжег в ней тлеющие угольки страсти, превратив их в живое всепоглощающее пламя.