Джеймс довольно улыбнулся. Когда она потеряет бдительность и подойдет ближе, он схватит ее.

– Саммер.

– Не подходи ко мне, Джеймс Камерон! – Саммер посмотрела на мужа горящими гневом глазами.

Краем глаза Джеймс заметил приближающегося к ним графа. Черт возьми! В этом доме не было секретов. Кроме, разумеется, секретов Саммер. Его пронзила волна гнева, и он глубоко вдохнул.

– Саммер, идем со мной.

– Нет! – Изящные руки сжались в кулачки, а сама Саммер чуть не рыдала. Джеймсу хотелось встряхнуть ее. А потом поцеловать. Но все равно она не позволит ему подойти ближе чем на фут.

Губы виконта сжались в узкую полоску, а голос стал холодным и спокойным:

– Давай хотя бы поговорим наедине.

Саммер вскинула голову, и копна кудряшек на ее затылке всколыхнулась, блеснув, словно шелковое покрывало.

– Я не желаю больше с тобой разговаривать. Никогда. Ни на людях, ни наедине. – Саммер едва не задохнулась и глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. – Я ненавижу тебя.

Это было сущим ребячеством, но выглядело весьма эффектно.

Джеймс напрягся. Шум в зале стих, а его мир в одно мгновение сузился до них двоих. Кровь стучала в его висках, а грудь вздымалась так, словно готова была взорваться. Эта женщина возьмет свои слова обратно и скажет ему, что не любит Гарта Киннисона. Бог свидетель, Саммер признается ему еще до исхода ночи, что любит только его одного.

Очевидно, Саммер истолковала молчание мужа как испуг. Она неосторожно сделала шаг в сторону и оказалась в пределах его досягаемости. Джеймсу оставалось только дотянуться и сгрести ее в охапку.

Он схватил ее за руку, приподнял и прижал к себе.

Теперь они были в центре внимания. Брюс Камерон стоял рядом с женой, но не произносил ни слова. Музыка смолкла, и лишь волынка жалобно взвизгнула на прощание.

Саммер удалось довольно быстро выпрямиться и угодить головой прямо в подбородок мужа. Его голова запрокинулась от удара, и он слегка ослабил хватку. Но и этого было достаточно, чтобы она смогла вырваться. С силой толкнув Джеймса, она отскочила в сторону. В тот же миг виконт пошатнулся, потерял равновесие и рухнул на диван, а заодно и на сидевших на нем гостей.

Медленно поднявшись и не обращая внимания на людей, на которых он только что упал, Джеймс смотрел вслед убегавшей жене.

В зале наступила зловещая тишина, которая длилась несколько минут, показавшихся Джеймсу вечностью. Наконец он обернулся и, взглянув на отца, сделал шаг по направлению к нему, но потом остановился, повернулся и стремительно вышел из зала.

– Останови его, – сдавленно пробормотала Фиона, но Брюс отрицательно покачал головой:

– Нет. Пусть идет.

– Но ведь он убьет ее!

Губы Камерона изогнулись в насмешливой улыбке:

– Нет, женщина, я так не думаю.

Внезапно со стороны коридора послышался металлический лязг, а потом громкий грохот железа по камню, эхом отозвавшийся под сводчатым потолком. Кто-то из гостей испуганно охнул.

– Боюсь, доспехам все же пришел конец, – произнес, покачав головой, Даллас. – И дьявол вырвался на свободу...

Дрожа от обиды и гнева, Саммер повернула ключ в замке, а потом подтащила к двери стул и для верности приперла ее. Ее сотрясали рыдания, и она старалась не думать о своем муже и леди Элгин, уединившихся в коридоре.

Будь он проклят, будь он проклят, будь он проклят!

Зачем Джеймс заставил ее полюбить себя? Зачем женился на ней? Пусть бы она никогда не узнала его. Это было бы лучше, чем терпеть теперь жуткую боль, разрывающую грудь, которая просто убивала Саммер.

Она с трудом дошла до гардеробной, в которой хранились ее вещи, и вытащила оттуда свой старый саквояж с костяными ручками. Раз уж ей суждено покинуть Шотландию, она не возьмет с собой ничего лишнего – ничего, кроме саднящей пустоты в груди, там, где раньше было сердце.

Гарт хотя бы отвезет ее назад в Новый Орлеан, где она допытается собрать из осколков свою разбившуюся жизнь. Жизнь без Джеймса. Эта мысль больно уколола ее, и Саммер поморщилась.

Стук в дверь заставил ее обернуться, а душа ее чуть не ушла в пятки. Загрохотала ручка, и Саммер, словно парализованная, уставилась на нее.

Внезапно все стихло. Саммер ожидала услышать стук в дверь, сопровождаемый взрывом угроз, но ни того ни другого не последовало.

Итак, Джеймс даже не попытался еще раз поговорить с ней. Подождав немного, Саммер тяжело вздохнула и принялась упаковывать вещи. Дыхание ее было прерывистым, а движения резкими и неловкими. Покопавшись в ворохе одежды, она бесцеремонно засунула в саквояж несколько нижних юбок, чулок и платьев, затем подошла к туалетному столику и, открыв шкатулку с драгоценностями, забрала оттуда подарок своего отца. Затем Саммер сняла с шеи тяжелое колье – свадебный подарок Джеймса. По его словам, это была фамильная драгоценность семьи его матери. Старинное ожерелье, усыпанное переливающимися сапфирами и бриллиантами, было слишком массивным, чтобы носить его.

Положив колье в шкатулку, Саммер захлопнула крышку и выпрямилась... и в тот же момент встретилась с прожигающим насквозь взглядом мужа. Вырвав саквояж из ее ставших вдруг безвольными рук, Джеймс отшвырнул его в сторону.

– Как ты... – Саммер облизала пересохшие губы. – Как ты вошел? Я же заперла дверь.

– И думала, что я стану взламывать ее? – тихо спросил он, указывая кивком головы на подпиравший дверь стул. – Бедная глупышка. – Виконт протянул руку с лежавшим в ней ключом. – Мне было проще разыскать Дугалда и взять у него запасной ключ.

Саммер залилась краской. Ей следовало учесть это и не вынимать ключ изнутри. К тому же в смежной комнате тоже ведь есть дверь...

Пятясь назад, Саммер с опаской поглядывала на мужа. Она никогда еще не видела, чтобы он был так разъярен. Его брови были сурово сдвинуты, глаза полуприкрыты густыми ресницами, губы угрюмо сжаты, а у носа залегли глубокие складки. У самого подбородка перекатывались под кожей мускулы.

Саммер почти физически ощутила исходящее от Джеймса напряжение, и это ее пугало.

А когда он поднял глаза, она побледнела. Вот что подразумевала Катриона, говоря, что дьявол вырывается на свободу.

Горящие яростью глаза Джеймса метали молнии. Почувствовав приближающуюся грозу, Саммер сделала еще несколько шагов назад, но Джеймс неотступно следовал за ней. Неужели он и впрямь собирался сделать с ней что-то страшное? Весь облик виконта говорил, что это весьма вероятно. Теперь Саммер чувствовала еще больший страх, чем в тот день, когда он швырнул о стену свой кнут.

Когда Джеймс начал по-кошачьи подкрадываться к ней, Саммер вдруг лишилась гордости и побежала через комнату, как перепуганный заяц. Она не ожидала от него такой тихой, сосредоточенной ярости. На этот раз все было совсем не так, как раньше. Ощущение опасности рождало у Саммер желание остановиться и... поговорить с мужем.