– Да, мне говорили, – Руперт неудачно пошевелился, и тут же в его ногу впились когти. – Их пришлось успокаивать картечью.

– Тем, кто хотел впустить Гетца, помогали два негоцианта, – все же объяснил Герард. – Их казнили, но те, с кем они вели дела, остались, а тварь, когда она одна, может долго сидеть тихо. Если только не встретит кого-то вроде нас с Сэль.

– На меня бесноватые бросаются лучше. – Девушка была само спокойствие. – Нужно, чтобы я обошла хотя бы самые дорогие лавки, но одной это неприлично, и потом, нам могут начать грубить просто потому, что мы чем-то не понравимся, а вы – слишком важный господин. На вас набросятся только тогда, когда не смогут терпеть. И еще эти именины… Если вас там не будет, гостей съедется гораздо меньше. Вы сможете потерпеть? Там должно быть очень противно.

– Там, где вы, Селина, противно быть просто не может.

– Может, – Сэль покачала головой, но она не кокетничала, она этого просто не умела. – Когда собирается много людей, которые чего-то хотят, но в этом не признаются и начинают врать, противно всегда. Вы ведь бывали при вашем дворе? Неужели у вас не так?

– Так, – не стал отпираться Руперт, – поэтому я и хотел остаться на флоте. Вернее, еще и поэтому.

– Вот видите, – непонятно чему обрадовалась Селина; Руперту тоже вдруг стало радостно и захотелось немедленно утащить девушку в город. В лавку ювелира, и вовсе не для того, чтобы кого-то ловить. Сэль просто необходим был жемчуг и сережки с сапфирами…

– А вы ведь тоже их любите, – заметила девушка. – Только об этом не думаете.

– Люблю? – удивился Руппи и тут же осознал, что на него карабкаются. Шмузер и Мицци решили срочно воссоединиться со своей сестрой. На коленях полковника Фельсенбурга.

До Аконы оставалась пара дней пути, и пока в дороге не случалось ничего, кроме снегопадов, да и то не слишком впечатляющих. Никто не понукал ни людей, ни лошадей, армия снималась с места засветло, спокойно проходила свои пять хорн в день и становилась на ночлег, чтобы утром двинуться дальше. Это начинало утомлять. Конечно, хорошо, когда не надо лезть ни в реку, ни на бастион, прыгать по внезапно опустевшим горам с гвоздем в сапоге, таскать зарезанных подонков… А в самом ли деле хорошо? Сперва Марсель почувствовал легкое раздражение, как в детстве, когда отъехавший по делам папенька задерживался и его отсутствие, изначально прекрасное, начинало терять свою праздничность. Так и тут.

– Господин регент, – окликнул Валме глядящего в небо Алву, – я, как офицер при особе, желаю знать, когда что-нибудь начнет происходить!

– Когда-нибудь, – охотно объяснил Ворон и, разумеется, замолчал, но Марсель к подобному уже привык. Мало того, вытягивать из особы ответы для виконта стало забавой, сопоставимой с ловлей мышей сытым котом. Вроде и необязательно, но обостряет чувства и придает смысл скучному дню.

– Я устал, – объявил Валме. – От предсказуемости. С каждым днем, да что там, с каждым шагом я приближаюсь к подагре, а впереди меня ждут астры. Только астры и ничего, кроме астр. Ужасно!

– Раньше тебя пугало другое.

– Пугало. Но раньше вокруг кипела жизнь. Каменюки, и те куда-то стремились, я уже не говорю о Повелителе Утра.

– О ком? – проявил умеренный интерес Алва, посылая Сону в объезд возившихся с костром мушкетеров. Пехота вставала на ночлег, а кавалерия, надо думать, уже встала.

– Так о ком, – вежливо напомнил Ворон, – ты говорил?

– О рэе Кальперадо. Да, он превращал утро в кошмар, но кошмар предпочтительней небытия, которое мы по недомыслию называем скукой. Мне скучно, регент, и, если ты сейчас скажешь «вот как», я попробую тебя убить.

– Если тебя это развлечет…

– Меня развлечет, если ты куда-нибудь полезешь.

– В дыру? Но ведь она тебе не нравилась…

– А теперь нравится, я передумал.

– А мне нравится никуда не проваливаться, – внезапно признался Рокэ, и Валме себя почувствовал не то Эпинэ, не то Этери. – И спокойно идти с победившей армией на зимние квартиры тоже. Это усугубляет.

– Что?

– Ощущение мимолетности. – Алва привстал в стременах: что-то увидел, а перед Марселем какие-то негодяи как раз ставили палатку, напрочь закрывая обзор. – Тут, кажется, происходит что-то милое.

– Что милого может быть на марше? – усомнился Марсель, но все-таки спешился вслед за Рокэ. – Мы в плену банальностей самое малое до Аконы.

– Моя дыра против твоей скуки, что нет.

Дорогу загораживали бергеры, но перед Алвой они, само собой, расступились, и Валме понял, что проспорил и дыры ему не видать! Потому что впереди, в широком круге истоптанного снега, приземистый и рукастый, что твой краб, бергер пытался огреть уворачивающегося Придда чем-то вроде алатской булавы. На взгляд виконта, у бергера получалось лучше, чем у Спрута, и удары он не доносил нарочно. Впрочем, могло быть и не так, махание дубинами в круг излюбленных развлечений виконта никогда не входило. Вот Рокэ, тот явно заинтересовался и пристроился в первом ряду возле потеснившегося ради такого счастья Райнштайнера. На офицера при особе оная особа даже не глянула, можно было преспокойно отправляться хоть к Эмилю, хоть к Карои, но Валме решил доглядеть представление до конца и не прогадал. Через пару минут Рокэ любоваться на драку надоело, и он присоединился к поединщикам, которые, ясное дело, немедленно прекратили прыгать.

– Неплохо двигаетесь, Валентин, – подобным тоном Рокэ разговаривал с бакранами и адуанами, – но против такого оружия в руках такого воителя одной скорости мало. Не правда ли, господин барон?

Оказавшийся бароном «краб» топнул ножищей.

– Молотому фоителю, – прогремел он, – еще многое слетует понимать. Ф срашении могут быфать фсякие полошения. Фалентин к ним еще не готофый есть.

– Ну так давайте ему покажем, как бывает! – Алва сбросил плащ и шляпу в чьи-то услужливые руки и даже не обернулся. – Вы не против?

– Я буту показыфать фсе, что не успефал фам показыфать фозле Нойеклостер из-за этих глюпых гусей! Маршал, фы готофый плясать топрый бергерский пляс? Фалентин, отойтите и фстафайте фозле Йоганна. Я буту телать так, штопы фам быфало лутше фидно!

– Благодарю вас, господин барон, – Спрут слегка наклонил голову, после чего присоединился к молодому бергеру; во время поединка тот неистово размахивал руками, чем и привлек внимание Валме. Парень казался младше «фоителя» раза в три и был выше его на полторы головы, хоть и уступал старику в ширине плеч, впрочем, только ему.

– Они родичи? – шепотом осведомился Валме у Райнштайнера, с которым наскоро познакомился после сражения. – Очень похожи.

– Бароны Катершванц из Катерхаус пользуются заслуженной воинской славой, но барон Ульрих-Бертольд выделяется даже среди них.

– Так это, – осенило Валме, – Ужас Виндблуме?! Не думал, что он еще в строю.