— Считай его своим, — сухо бросил тот.

Атти сложила руки на груди и уставилась на человека, испортившего ей жизнь. Он сел напротив, поставив у двери фонарь, который отбрасывал довольно тусклый свет. Атти, невзирая ни на что, была благодарна. Он слышал ее рыдания. Но это куда менее унизительно, чем когда при этом на тебя смотрят.

Атти скрипнула зубами. Пора кончать с этим!

— Это вы должны были лежать с мушкетной пулей в груди!

Рен вдруг осознал, что с огромным сочувствием смотрит на маленькое чудовище. Он знал, что это такое — боязнь потерять родного человека. И его сердце разрывалось при мысли о том, что бедняжку довели до точки. Ни одному ребенку не следует брать в свои руки жизнь и смерть. К тому же, грязная и растрепанная, она ужасно походила на Калли, хотя уже сейчас он видел, что девочка вырастет ослепительной красавицей и намного превзойдет внешностью сестер.

Если подлая маленькая зверушка до этого доживет.

Ему следовало оставить ее здесь и послать на поиски весь клан Уортингтонов. Он ничего не знал о детях, хотя был твердо уверен, что Аталанта Уортингтон только слегка походила на обычное дитя. Боже, какими только именами не наделяли эти люди своих ни в чем не повинных отпрысков!

— «Атти» тебе не идет. Я бы назвал тебя «Ратти»[1], — хмыкнул он.

Выражение ужаса на ее лице было почти смехотворным.

— Не посмеете!

Рен задумчиво глянул в потолок.

— Ратти, ты пыталась меня убить. Думаю, это дает мне право называть тебя, как пожелаю!

Она долго молчала. Как он и подозревал, ее терзали муки совести из-за Калли. С другой стороны, ей ничуть его не жалко. Если она и жалеет, то лишь о том, что промахнулась.

— Твоя семья приехала в Эмберделл. Ищут тебя.

Она угрюмо отвернулась.

— Твоя мать очень расстроена.

Такой же угрюмый взгляд. Громкое шмыганье.

Рен очень устал. День был длинным и кошмарным. Посчитай он, что выйдет из этого целым и невредимым, перекинул бы маленькую убийцу через плечо и отвез бы к спятившим родственникам.

Калли любила эту зверушку. Калли хотела бы, чтобы та сохранила свое крошечное достоинство. И хотя он годами ни с кем не разговаривал, все же был готов уговорить злобную оборванку ехать домой.

— Однажды я убил человека. Воткнул ему в глаз его же собственный багор.

Взгляд сверкающих глаз немедленно пронзил его. Хорошо. Кровь и грязь немедленно привлекли ее внимание.

Рен ткнул пальцем в плечо, как раз над звездообразным шрамом.

— Конечно, это было после того, как он уже убил меня.

Она недоверчиво уставилась на него.

— Сначала он ударил меня багром. Я вырвал багор и воткнул в его толстый череп.

Иногда он воскрешал в памяти тошнотворный звук того удара, но эти подробности держал при себе.

— Потом я умер.

— Вы не умерли.

Рен спокойно встретил ее взгляд.

— Умер. И был воскрешен каким-то добросердечным ублюдком-доктором.

— Доктора — идиоты.

Рен фыркнул, услышав презрительную реплику Калли, повторенную мелодичным детским голосом.

— Да, я уже слышал.

— Так вы выжили, несмотря ни на что?

— Нет. Много недель я оставался на грани жизни и смерти. Много месяцев. Я и сам точно не знаю. Я был где-то в другом месте.

Теперь она полностью в его власти.

— И где вы были?

— Не могу описать.

Он никогда и не пытался. Не говорил ни одному человеку.

— Там было темно и холодно. Так холодно, что я словно оцепенел. И мне это нравилось.

— Да, оцепенеть лучше, чем… — кивнула Атти.

Лучше, чем чувствовать боль от убийства любимой сестры.

— Но потом я очнулся, и оцепенение прошло. Я был очень этим расстроен. Потом нашел зеркало. И мне совсем не понравилось увиденное.

Атти снова кивнула.

— Вы похожи на куклу, которая у меня была когда-то. Кас и Полл сожгли ее, когда устроили пожар в столовой, а Элли пыталась залепить дыры воском и бумажной массой. Она выглядела, как черт из ада!

Рен кивнул. Вполне справедливая оценка.

— Мое лицо тебя пугает?

Девочка презрительно усмехнулась.

— Меня ничего не пугает. Я зла на вас.

— Потому что я отнял Калли?

— Каллиопу. Только родные называют ее «Калли».

— Теперь я тоже родственник. Я ее муж. И, следовательно, твой брат.

Господи боже, неужели он только что признал это вслух?

Она выглядела столь же перепуганной, каким он себя чувствовал.

— Ничего подобного… вы… вы не что иное, как Портер!!!

Рен тяжко вздохнул, устало глядя на новую сестру.

— Ратти и Рен, сидящие в овечьем дерьме, посреди непонятно чего, в разгар ночи. Не будь я твоим братом, неужели оказался бы здесь, рядом с тобой?

Она раскрывала и закрывала рот как рыба, но было очевидно, что ответить ей нечего.

— Я рассказал эту историю, — продолжал он, — чтобы объяснить: ты не первая, кто пытался меня убить. Поэтому можешь даже не пробовать. Ничего не выйдет. Но мой огромный опыт подсказывает, что некоторые вещи не стоит принимать на свой счет. Я не затаю зла против тебя при условии, что ты не станешь еще больше расстраивать Калли своими глупыми выходками.

Рен встал и принялся стряхивать с брюк вонючую солому.

— Ратти, твои родные тревожатся о тебе, а меня тошнит от этого смрада. Если я прощаю тебя, вполне резонно, что твои родители, братья и сестры сделают то же самое. Поэтому втащи свой костлявый маленький зад на этого обжору-мерина, и едем домой. Я скучаю по Калли и хочу удостовериться, что с ней все в порядке.

Она не двинулась с места, и тогда Рен угрожающе шагнул к ней и показал на дверь.

— Иди. Немедленно!

Она послушно пошла к двери, прихватив по пути фонарь. Рен все еще поздравлял себя с умением обращаться с девчонкой, когда она ударила каблуками его лошадь, оставив его стоять в темноте рядом с овечьим хлевом.

Истинная Уортингтон…

Калли, пребывая между сном и бодрствованием, пыталась перевернуться на спину и потянуться, но тут же тошнотворная боль прострелила ее. И она не смогла пошевелиться. Чувствовала пальцы на ногах, могла коснуться ими простыни, но не было сил сесть.