понятна, и чем больше он говорит о своих родителях, тем больше они мне не нравятся. Их семью разлучила неразумная необходимость соблюдать приличия.

— А что насчет Амалии?

— Амалия удачно вышла бы замуж и была бы хорошей женой и матерью, и я верю, что ей удалось выполнить свои обязательства. Ведь на приглашении было написано «Доктор Дэвид»?

— Да.

— Значит, все получилось. — В его тоне слышится горечь, которую я не могу не чувствовать.

Я не хочу встречаться с родителями Джесси. В моем сознании складывается образ чопорного английского джентльмена с карманными часами, дробовиком и клетчатыми брюками, заправленными в резиновые сапоги. Должно быть, таков отец Джесси. А его мама? Вероятно, леди в костюме-двойке, с украшениями из натурального жемчуга и плотно поджатыми губами, которая подает чай только в правильном английском фарфоре в соответствующее время дня. Держу пари, это, должно быть, Эрл Грей. Улыбаюсь про себя при мысли об их физиономиях и постоянных проклятиях Джесси. И «Поместья». Джесси, будто выполняя миссию неповиновения, сделал все возможное после смерти Джейка, чтобы компенсировать отсутствие брата. Словно таким странным образом мстил за его смерть. Удвоил количество правонарушений, совершая их за Джейка и гарантируя, что тот не нарушит соглашение. Хотя я молю бога, чтобы мечта Джесси не состояла в том, чтобы стать гедонистическим плейбоем. Однако теперь его интерес к супербайкам понятен.

— Ты стал проводить больше времени с Кармайклом после смерти Джейка?

— Да. Кармайкл знал, в чем дело. Он сам прошел через это с моим дедушкой. — Его ладони скользят по моей спине. — Тебе удобно?

— Да, нормально, — быстро отмахиваюсь от его беспокойства, желая, чтобы он продолжил.

— Это было облегчением. Я избегал ежедневного напоминания о том, что Джейк больше не со мной, и отвлекался на работу, которую дядя поручал мне в «Поместье». — Он немного сдвигается. — Уверена, что тебе удобно?

— Мне чертовски удобно! — Я щипаю его за сосок, и он смеется. Это хорошо. Ему легко делиться этим со мной.

— Ей удобно, — повторяет он.

— Да. Какую работу ты выполнял?

— Всю подряд. Собирал посуду в баре, подстригал газоны. Отец бесился, но я не позволил ему остановить меня. Потом мне объявили, что мы переезжаем в Испанию.

— И ты отказался ехать.

— Да, в тот момент я еще не отваживался заходить в комнаты «Поместья». Я все еще был девственником «Поместья». — Он ухмыляется. — Но в мой восемнадцатый день рождения Кармайкл дал мне вольную. Худшее, что он мог сделать. Я соскользнул в самую гущу. Это произошло естественно. Слишком естественно. — Я смотрю на него снизу вверх. Ухмылка исчезла. — Если простое пребывание в «Поместье» отвлекало меня от всех проблем, то пьянство и секс в «Поместье» полностью их вытеснили.

— Эскапизм, — шепчу я. Он избегал чувства вины за родительский гнев, с помощью чрезмерных возлияний и слишком большого числа женщин. — Что Кармайкл думал обо всем этом?

Джесси улыбается.

— Думал, что это такой период, и это пройдет. А потом он сам умер у меня на глазах.

— И твои родители пытались заставить тебя продать «Поместье». — Все это я уже знаю.

— Да, прослышав о смерти дяди, они вскоре прилетели из Испании. Обнаружили, что я, младшая версия семейной паршивой овцы, принял управление на себя, пьянствовал и менял женщин как перчатки. Я испробовал вкус свободы, без их вечных попыток слепить из меня идеального сына. Я стал дерзким и уверенным в себе, а теперь еще и чрезвычайно богатым. — Его губы сжимаются в прямую линию. Он до краев переполнен негодованием. Это действительно невозможно исправить. — Я сказал им, куда засунуть их ультиматум. «Поместье» было жизнью Кармайкла, а потом стало моей. Точка.

Что на такое сказать? Я полагала, что мне многое было ясно, но сегодняшний разговор в ванной посрамил это. Джесси преждевременно лишился двух самых важных людей в своей жизни, и смерть обоих связана с автомобилями, так почему, черт возьми, он гоняет как полный псих? Не знаю, но все это добавляет объяснения его чрезмерной заботливости.

— Наши дети будут теми, кем они захотят быть. — Я кусаю его за подбородок. — Если только не захотят стать плейбоями.

Джесси крепко сжимает мои ягодицы.

— Сарказм вам не к лицу, леди.

— А я думаю, что к лицу, — тихо возражаю я.

— Ты права. — Он приподнимает меня и целует сосок. — Моя метка исчезает.

— Тогда обнови ее.

Я прижимаюсь к нему грудью, как маленькая искусительница, как он меня называет, и Джесси обхватывает губами мой сморщенный бугорок и нежно ласкает языком. Я стону, протяжно, низко и глубоко удовлетворенно, трусь носом о его влажные локоны и вдыхаю восхитительный аромат.

— Приятно? — спрашивает он, стискивая зубы.

— Ммм. — Чувствую себя умиротворенной, просветленной.

Джесси скользит губами к моей исчезающей метке и начинает нежно сосать, вызывая прилив крови к поверхности.

— Ава, я не уверен, как буду относиться к нашим детям у твоей груди.

Он отпускает меня, и я соскальзываю вниз, задевая кое-что очень твердое. Его глаза расширяются, и он резко охает.

— О, нет, мы не можем. — Он сдвигает меня и садится. — Я не буду, Ава. И не смей переходить в режим искусительницы.

Я хмуро смотрю на него.

— Корнуолл, — угрожаю я, и он в ужасе отшатывается, но вскоре мой хмурый взгляд встречается с его, вероятно, более свирепым.

— Ты никуда не уедешь! — рычит он, вставая, его красивый, гладкий железный стержень как раз на нужном уровне для моей коленопреклоненной позы. Я быстро хватаю его, прежде чем он успевает выйти из ванны, обхватываю ладонью и притягиваю к себе. — Черт, ты, маленькая гребаная мучительница.

— Собираешься меня покинуть? — Медленно двигаю рукой по его члену. Я такая плохая.

Он качает головой.

— Ава, ни единого гребаного шанса на этой планете, что я возьму тебя.

— Сядь. — Я киваю на край ванны и провожу языком по влажной головке огромного члена.

Он шипит и смотрит в потолок.

— Ава, если оставишь меня в подвешенном состоянии, потому что тебя затошнит, я, бл*ть, сойду с ума. — Он мягко толкается вперед.

— Не оставлю. — Я не знаю этого наверняка, но есть и другие способы сделать это. — Сядь.

Я толкаю его на край ванны и опускаюсь на колени между его бедер, но у меня нет возможности проявить творческий подход к своему занятию.

Он хватает меня за руки.

— Если я сижу на этой стороне, то ты сидишь на другой. — Он впивается в меня голодным поцелуем и отстраняется, тяжело дыша, его глаза полностью затуманены. От предвкушения у меня сжимается живот. — С широко раздвинутыми ногами.

Я чуть охаю и тут же проклинаю себя за