Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Просто. Скажи. Что. Случилось. Немедленно!
Сначала опускает ресницы, и я наблюдаю, как они трепещут, отбрасывая тени на щеки под искусственным освещением. Потом медленно распахивает веки и как-то чересчур безжизненно выдает:
– Я видела Яну. Ты не сказал, что она беременна.
Меня коробит от того, сколько скорби в этом печальном голосе. Будто потеряла что-то важное, чего уже не вернуть никогда. П*здец! Стоит только представить, как она себя накрутила, внутри всё обдает кипятком. Я, конечно, виноват…
– Я тебя понял. Это не телефонный разговор. Обсудим, когда приеду.
– Стоит ли? – бесцветно.
– Аль, стоит. Всё. У меня ночной рейс. Я пошёл. Отвечай, пожалуйста, на мои звонки.
Я так и думал, что никто мне отвечать не собирается. Так прошла ещё неделя. Не настаивал. Бесился, сжимал кулаки. Довольствовался только Мией. Осознавал, что Аля имеет право так себя вести. Но от этого не легче. Будто сам себе вредил, оттягивая этот разговор, но исключительно потому, что знал – тема будет сложной. Многогранной. Надо видеть глаза человека вживую.
Спустя несколько дней молча встал и поехал к ним. Трехчасовой полет, аренда машины, ещё несколько часов в пути. Добрался вечером. И всю дорогу уговаривал себя действовать осмотрительнее, засунув свой темперамент куда подальше. С ней надо аккуратно, чтобы не спугнуть и не выветрить остатки хрупкого доверия. Остановился напротив подъезда, вышел и замер перед дверью.
Осознал вдруг, что сейчас будет нечто решающее. Если смогу убедить Алю – лед тронется. Если нет – это уже грозит вечной мерзлотой. Там столько нерешенных проблем…я так много ей должен!
Свет в окне горит. Мия явно уже уложена. Я не хочу выяснять отношения в доме шепотом. Повинуясь внезапному порыву, резко нагибаюсь и хватаю несколько камешков. Первый до четвертого этажа не долетает, я взял неправильную высоту. Второй слабо звякает о стекло. Третий – чуть звонче. Выжидаю минуту. Не достигнув цели, вновь ищу боеприпасы. Через парочку более весомых ударов с замиранием сердца замечаю ее силуэт.
Аля распахивает окно. И мы оба зависаем в этом мгновении. Бл*дь, как мне хочется сейчас видеть, что творится в ее глазах… Но расстояние и темнота не способствуют этому…
– Гулять выйдешь? – слегка наклоняю голову набок, всунув ладони в карманы с залихватским видом.
Сам, сука, в шоке. Как мальчишка в пятнадцать, который жутко влюблен в одноклассницу, да и настолько обезбашен, что не боится гнева ее родителей.
Только нет никаких родителей.
Давно окончена школа.
Она – девушка, случайно попавшая мне в руки и незаслуженно поплатившаяся ни за что.
И мы не юные идиоты.
Правда, это не мешает моему пульсу грохотать в висках, транслируя волнение и страх перед отказом.
– Я не могу оставить Мию… – слышу ответ спустя вечность.
Открываю рот и так же закрываю, когда откуда-то рядом раздается:
– Сейчас поднимусь и пригляжу за ней. Собирайся!
Изумленно перевожу взгляд на первый этаж, где, оказывается, в сумраке устроилась семейная пара, облокотившаяся на подоконник. Муж медленно курил, понимающе улыбаясь, а жена была сосредоточена выкрикиванием безапелляционного предложения. Да, узнаю друзей Али – Гузель и Темира. Хороший мужик, за несколько встреч успел мне понравиться своей сдержанностью и какой-то правильностью. Притом, что воспитывает четверых пацанов. Вот уж кого Боженька наделил вагоном терпения.
Пока Темир докуривает, Гузель сверлит меня пытливым взором. Не испытываю никаких сомнений в том, что они в курсе последних событий. Алина просила никому не рассказывать о прошлом, сама от всех скрывала настоящую причину переезда. Ее окружение думает, у нас был короткий роман, а сейчас я вернулся, и началась романтическая муть про второй шанс. Красивая сказка. Далекая от действительности. И я, подлец, обманул её вновь в ситуации с Яной.
Женская фигура исчезает. Поднимаю глаза наверх, напряженно вглядываясь в окно. Свет в кухне гаснет. Вздыхаю, всё ещё не особо уверенный в том, что моя просьба будет выполнена. В общем-то, если Алина не выйдет, будет права. По-своему. Но я не отступлю.
Так взвинчен, что вздрагиваю от писка датчика домофона. Широкое полотно распахивается. Девушка делает несколько шагов и застывает под фонарем. Поднимает на меня бессодержательный равнодушный взгляд, который бередит душу. Между нами снова выстраивается стена. Вены кипят желанием сгрести ее в охапку, прижать сильнее и вдохнуть аромат карамели…
Я лишь киваю и открываю перед ней пассажирскую дверь. Пытаюсь скрыть ошеломление, когда она без сопротивления сразу же занимает место. Ни единого слова, пока мы катимся в темноте двадцать минут. Я приметил этот склон давно, еще в первый раз, когда, как казалось, еду в сельскую глушь. Проезжаем небольшой заслон в виде деревьев, скрывающих поляну от дороги. Останавливаемся в паре метров от обрыва. Вытаскиваю из багажника одеяла, стелю на теплую землю, чтобы было удобнее. И всё это под фонарик на телефоне, потому как нас окружает кромешная тьма. Будто мы в заброшенном поле вдали от малейшей цивилизации.
– Иди сюда, Аль, – зову ее, сняв обувь и опустившись на сооруженное ложе, – будем говорить долго.
Она скидывает простенькие сандалии и садится подальше от меня.
Но я уже вскипел до той кондиции, когда ни сил, ни желания сохранять нейтралитет не имею. Делаю резкий рывок в ее сторону и хватаю за руку, дернув на себя. Позволяю распластаться на своей груди, а сам ложусь на спину, увлекая ее за собой. Держа в тисках, чтобы без единого шанса отстраниться.
– Я так скучал, малыш, так скучал, – жаркий шепот в приоткрытые от неожиданности мягкие губы, – поехали со мной в Москву. Ты, Мия и я. Это расстояние убивает. Слетаю с катушек, возвращаясь в пустую квартиру и не имея возможности обнять вас…
– Дима…
– Аль, не мой это ребенок, слышишь? Точнее, дети…
Ощущаю, как под ладонью каменеет ее спина. Бездонные глаза ошарашено пляшут по моему лицу в поисках каких-то признаков лжи.
Но она их не найдет…
Я сам толком не осознал, как к этому относиться правильно. Как принять ситуацию, когда, приехав к законной жене, застаешь ее безбожно бледной, осунувшейся и выходящей из ванной, откуда были слышны далеко не лицеприятные звуки, свидетельствующие о том, что Яна расстается с содержимым своего желудка. Но главное – какой-то собственнический жест, которым она спешно задернула полы халата на животе. Потерпевшего некоторые изменения.
Я опустился в кресло в полнейшей дезориентации, испытывая одновременно шок, панику и апатию. Это в корне