1 января 25 г. до н. э. в Тарраконе Август в девятый раз вступил в должность консула. Возможно, он покинул город, чтобы лично принять капитуляцию некоторых кантабрийских вождей, но, поскольку его болезнь оставалась весьма серьезной, он вряд ли много путешествовал. Однако это вовсе не означает, что он проводил время в праздности. Известно, что несколько посольств из провинций приезжали в Рим и, после того, как были представлены сенату, отправились к Августу в Тарракон, причем это вряд ли был единичный случай. Несомненно, просители стекались к нему со всех уголков империи в надежде, что их ходатайства будут удовлетворены.[429]

Мало кто из провинциалов видел Августа вживую. Другое дело – на изображениях, куда более многочисленных, чем изображения любого другого человека или божества. На всех золотых и серебряных монетах, которые чеканились римлянами, был выбит его профиль или какой-нибудь связанный с ним символ. Его имя присутствовало на всех памятниках, а его статуи стояли по всей Италии и в провинциях. Август изображался в идеализированном виде – красивым, высоким и респектабельным. И вечно молодым – или, лучше сказать, в самом расцвете сил. Не существует ни одного изображения, где он был бы показан в зрелом возрасте или старым.

Это не означает, будто он не отдавал себе отчета в том, что смертен, особенно ввиду его повторяющихся приступов болезни, или был равнодушен к будущему своего семейства. Марцелл и Тиберий получили право носить мужскую тогу и еще до того, как поехать вместе с ним в Испанию, уже официально считались взрослыми. Эти кампании дали им почувствовать вкус военной жизни, и сыну Ливии это начало нравиться. Для молодых знатных людей брачные альянсы составляли важную часть карьеры. Учитывая роль, которую сыграло усыновление его Цезарем, Август знал, что любая связь с его семейным кругом имеет большое значение. Если Ливия была рядом с ним, то они, бесспорно, обсуждали эти вопросы во всех деталях и поступали так в отношении большинства семейных дел. Тиберия обручили с дочерью Агриппы Випсанией, а Марцеллу оказали великую честь в виде помолвки с Юлией – единственной дочерью Августа. Браки между двоюродными родственниками были редкостью даже среди знатных римских семейств, хотя все они так или иначе состояли в родстве друг с другом. Это являлось еще одним признаком того, что Цезаря Августа, несмотря на все свои разговоры о традициях, не связывали старые правила.[430]

XIV Величайшая власть

Цезарь, про кого шла молва в народе, Будто, как Геракл, лавр купил он смертью, От брегов испанских вернулся к Ларам Победоносцем. Радостно жена да встречает мужа, Жертвы принеся справедливым Ларам, И сестра вождя…

Гораций. Оды. III. 14 (Пер. Г. Ф. Церетели под ред. М. Л. Гаспарова)

Возвращение из Испании заняло много времени. Август снова заболел – возможно, к нему вернулся тот же недуг, что беспокоил его в последние годы. Многолюдный Рим был нездоровым местом, и принцепс следовал традиционной практике всех нобилей держаться подальше от города, пока не выздоровеет. Возможно, к 1 января 24 г. до н. э. он уже был в Италии, но явно еще не в Риме, и не мог лично присутствовать, чтобы в десятый раз вступить в должность консула. Это не помешало сенату принести клятву верности всем формальным деяниям принцепса, а также выполнить его «просьбу» относительно выдачи каждому гражданину по 400 сестерциев, что повторяло щедрость, характерную для его триумфов. Сенаторы же проголосовали за наделение принцепса дополнительными почестями, часть из которых, впрочем, были им отвергнуты.[431]

Коллегой Августа по консулату был Гай Норбан Флакк, сын одного из старших командиров в битве при Филиппах, женатый на дочери Бальба Младшего. Как и Меценат, Агриппа и Статилий Тавр все еще находились в Риме, так что принцепс не испытывал недостатка в богатых и влиятельных подчиненных, которые могли урегулировать все вопросы так, как ему было нужно, даже если формально не занимали никаких должностей. У Тавра были крепкие рабы-германцы, представлявшие собой мощную силу, хотя нигде не засвидетельствовано, что он использовал их для оказания давления на других. Также в городе находилось несколько преторианцев, хотя по меньшей мере несколько когорт сопровождали принцепса в Испанию, так что в распоряжении сторонников Цезаря всегда имелись вооруженные силы.[432]

Что еще важнее, Агриппа был занят крупными строительными проектами, которые не только обеспечивали множество хорошо оплачиваемых рабочих мест, но и служили постоянным напоминанием о славе Августа и мире, который принесли его победы. В 26 г. до н. э. было завершено строительство септы, переименованной в Юлиеву септу в честь Юлия Цезаря, а особенно в честь его сына, и на Марсовом поле состоялось ее официальное открытие. Это была площадка для голосования с полом, вымощенным мрамором, украшенная статуями и картинами высочайшего качества, а большая часть ее внутреннего пространства была закрыта навесами, так что избиратели могли как насладиться тенью, так и полюбоваться произведениями искусства. Поблизости располагались общественные термы и гимнасий, базилика, посвященная Нептуну как напоминание о победах при Навлохе и Акции, а также величественный храм, который впоследствии станет известен как Пантеон, поскольку там были статуи всех великих богов и богинь. Изначально Агриппа планировал поставить среди них и статую Августа и назвать все здание Августеумом, но принцепс отказался от этой почести, поскольку она слишком походила на обожествление. Впрочем, возможно, что эта история была специально выдумана, чтобы подчеркнуть его скромность. Статую божественного Юлия Цезаря установили внутри храма, а входной портик украшали изображения Августа и Агриппы, размещенные на безопасном и почтительном расстоянии от статуй богов. Более чем вероятно, что фронтон был украшен резьбой в виде гражданского венка (corona civica), и это являлось очередным напоминанием о служении Августа согражданам.

Спустя полтора века император Адриан восстановил Пантеон на том же самом месте, но придал ему другое расположение. Именно это величественное сооружение с внушающей благоговение куполообразной крышей посетители могут видеть в настоящее время. Храм же, созданный Агриппой, был более традиционным по стилю, хотя и отличался монументальностью. Адриан сохранил или обновил оригинальную надпись, так что на фасаде здания вырезано имя Агриппы, и это может служить полезным примером того, что для римлян восстановление здания являлось отражением славы и создателя, и реставратора. Последнему это было нужнее, поскольку к моменту завершения работ он еще был жив и находился в добром здравии. Строительство, затеянное Агриппой на Марсовом поле, обеспечивало занятость большого числа римлян и предоставляло им различные удобства и роскошества, что являлось продолжением практики, начатой Агриппой еще во время его эдилитета десять лет назад. В ближайшие годы здание терм было расширено, а подача воды – улучшена благодаря завершению строительства нового акведука, Аква Вирго (Aqua Virgo), в 19 г. до н. э. Базилика предоставляла больше возможностей для ведения государственных дел, но так же, как и в случае с остальными его проектами, функциональная сторона здесь сочеталась с эстетической, и, помимо прочих украшений, в базилике находилась знаменитая картина, где изображались аргонавты. Подобно учреждению публичной библиотеки в храме Аполлона Палатинского, открытая демонстрация известных произведений искусства была явно популистским жестом, поскольку они делали доступным для широких слоев населения то, что раньше могли позволить себе только богатые. Тем не менее, в отличие от предыдущих политиков, Агриппа никогда не выставлял напоказ свои заслуги вне связи их с величайшей славой Августа. Вместо этого его победы служили прославлению мира, наступившего благодаря успехам принцепса.[433]