Если бы я все еще верила в Бога, во что угодно, я бы молилась.

Крис принимает удар по затылку с тем вызовом, на который способен подросток. Защищать себя, отвечать, как правило, не получается. Ничего хорошего ждать не приходится, когда его отец в таком настроении, но если уклониться от удара или огрызнуться, можно навлечь беду на младших. Последний заскок начался три дня назад, судя по опыту прошлых раз, сегодня должен быть последний день. Так плохо долго не бывает.

Иногда целые месяцы без происшествий. Тихий дом даже кажется нормальным, хотя и пугает своей холодностью, а потом из ниоткуда начинается. Иногда это вызывается явно плохим настроением, иногда маниакальный восторг отца по поводу какого-нибудь произведения искусства, над которым он работает, оборачивается неконтролируемой яростью. Непредсказуемость – самое худшее. Не знать, когда это начнется, когда вспыхнет гнев и потребность проявить силу, гораздо хуже, чем когда огонь разгорается постепенно. Ожидание, что в любой момент может произойти взрыв, пугает до ужаса.

Ну ладно, возможно, не до ужаса. Но есть некая ирония в облегчении, когда отец, наконец, набрасывается, потому что, по крайней мере, тогда ожидание заканчивается, и ясно, с чем имеешь дело. Терпение.

Все, что Крис мог сделать, это пережить этот день. К несчастью, сейчас только позднее утро, а значит, впереди еще много часов. До тех пор, пока он сможет оградить братьев и сестру от происходящего, он будет считать сегодняшний день победой. В такие моменты Крис занимает разум тем, как удержать их в стороне от боли, и чтобы они видели как можно меньше. А еще он думает о будущем и о том, что этот ад не навсегда.

Это просто боль.

Ему всего лишь нужно пережить ее.

Крис собирается вытащить их отсюда. Несправедливо, что они с братьями и сестрой одни, поэтому Крис будет защищать их, пока они все не уедут в колледж. Никто не поверит в происходящее в этом доме, потому что отец местный гребаный идол. Крайне успешный художник, который стойко перенес смерть жены и сам вырастил четырех детей? Человек, которого хвалят за его волонтерство? Кто делает щедрые пожертвования в церковь? Он не может быть такой безумной сволочью.

Несколько лет назад, когда Крис был в средней школе, он попытался обратиться за помощью после особенно страшного происшествия. В тот вечер отец усадил их всех за обеденный стол и потребовал, чтобы Крис положил ладонь на столешницу. Весь следующий час отец периодически держал тяжелый резиновый молоток в двух футах над рукой Криса, а потом расхаживал по комнате, смеясь и рассуждая о том, как закалить характер и научить детей не бояться. Он говорил об уважении, которое заслуживал после всех своих достижений. До Криса долетали лишь обрывки слов, но не их смысл, потому что ужас обволакивал сознание, ограждая от всех безумств, которые проповедовал его отец. Крис изо всех сил старался не дергаться, когда отец притворялся, будто собирается ударить молотком по руке. Не хотелось пугать еще больше Эстель, Эрика и Сабина. Он хотел быть сильным ради них и старался найти объяснение, почему его отец так наслаждался, часами выговаривая угрозы, которые обычно не срабатывали. Иногда для него было достаточно просто внушить страх.

И все же решимость Криса держаться поколебалась. Он ничего не мог с этим поделать. После одного из фальшивых замахов, когда отец опустил молоток в двух дюймах от его руки и Крис инстинктивно отпрянул, Эстель и Эрик оба закричали и выбежали из-за стола. Они были пойманы на втором этаже дома, и отец провел двадцать минут, привязывая их к перилам, так что дети были вынуждены смотреть на стол. У Криса до сих пор перед глазами замысловато изогнутая и закрученная проволока, как в скульптурах отца, извращенно обернутая вокруг запястий и шей. Нельзя ни сбежать, ни закрыть глаза. Сабин и Крис не отрывали глаз друг от друга, пока руки Сабина привязывали за спиной к стулу. Выражение лица Сабина было хуже слез остальных детей, подумал Крис. Душераздирающее сочувствие к тому, сколько Крис вытерпел, ранило глубже всего. Сабин не получал и половины того, что выпадало на долю Криса, потому что ему всегда доставалась роль оберегать младших. К тому же было довольно легко обращать все внимание отца на Криса. Он самый старший и лучше переносил издевательства. Удерживать отца подальше от Эрика и Эстель часто было еще проще. Крису всего лишь нужно было сказать что-нибудь вроде: «Ты собираешься связываться с малышней? Что? Со мной справиться не можешь? Я тот, кто тебе нужен». Он не всегда мог защитить Сабина, но пытался, потому что Саб слабее.

Так продолжался тот вечер.

Угрозы молотком продолжались, пока Крис, наконец, не закричал:

– Просто сделай это! – зная, что его крик положит конец отвратительной сцене. Это должен быть эпичный финал. Именно такими кульминациями и подпитывался их отец. Если доставить ему это удовольствие, то пытки прекратятся.

– Ну же! – снова закричал Крис.

И отец сделал, ударив Криса по руке молотком, а затем отшвырнул его в сторону и удалился в свою дорогую студию в другой части дома. Боль шокировала, но как только отец ушел, Крис поднялся из-за стола. Потребовалось время, чтобы найти, чем перерезать проволоку и освободить остальных, неоднократно заверяя, что с ним все в порядке. Да, суставы, наверное, повреждены, но с ним все будет хорошо. Сабин крепко обмотал бинтом его руку с самодельной шиной и принес два пакета со льдом, чтобы попытаться заглушить боль и снять отек.

В следующее воскресенье Крис как обычно отвел Эстель в церковь. Они пошли пораньше, чтобы Крис мог поговорить со священником. Он показал мужчине руку, стараясь объяснить. Это вышло им боком. В тот день на проповеди священник читал прихожанам лекцию о лжи и грехе, а также сделал замечание, что ложь – особенно о своем отце – безусловно, грех. Крис понял, что хотел сказать священник: после всего, что их отец сделал для церкви, вот как его дети ему отплатили? Ложью, неблагодарные хулиганы? Крис осознал, что никто не собирается их защищать. Да и доказательства физического насилия были редкостью. Разбитая рука – одно из исключений. В этом маленьком городке практически не существовало способов бороться с репутацией их отца.

После церкви Крис и Сабин все обсудили и решили, что не стоит просить о помощи. Кроме того, даже если помощь придет, это будет означать разлуку. Кто заберет сразу четверых детей? К тому же, взрослых. Никто. Вот кто.

А они отказывались разлучаться. Это хуже, чем та жизнь, что у них сейчас. Вместе они бы выстояли, но не поодиночке.

Теперь, когда Крис уже давно закончил среднюю школу и вырос, у него больше самоконтроля, чем было во время того случая с молотком много лет назад. Только это и помогает ему безропотно выдержать второй сильный удар по голове. Он не такой ослепляющий, как первый. Отец крайне редко применяет силу, да еще дважды.

Это пугает. Крис быстро приходит в себя и продолжает передвигать цементные и каменные блоки с одной стороны студии в другую. Ладони покраснели и саднят, ноги и спина болят, но с ним все будет хорошо. Икры горят огнем. Если ты спотыкаешься, отламываешь кусочек блока, который мог бы стать частью произведения искусства, то получаешь по ногам пластиковым шнуром. Кто знал, что пластик может причинять такую адскую боль? Прямо как тот резиновый молоток. Это же просто резина, верно? Но на его костяшках пальцев до сих пор видны последствия.