— Сотовый есть. Наверное, я мог бы… Но не уверен, что такое разрешено.

— Мистер Стилуэлл, мы расследуем убийство. Я понятно выражаюсь? Или дайте мне номер прямо сейчас, или сами позвоните профессору Хиггсу, спросите разрешения, а потом дайте мне его номер. Сделайте или одно, или другое, но немедленно.

— Ладно-ладно. Сейчас найду номер. Но он у меня в телефоне, так что, если будете что-то говорить, я вас не услышу.

— Прошу, мистер Стилуэлл, поживее.

Ожидая ответа, Бэллард не могла усидеть на месте. Вскочила и начала расхаживать по проходу между секциями детективного бюро. Наконец Стилуэлл нашел номер профессора и принялся громко выкрикивать цифры: должно быть, читал с экрана телефона. Бэллард бросилась к столу, записала номер и нажала на кнопку отбоя в тот момент, когда Стилуэлл снова поднес телефон к уху и спросил: «Все услышали?»

Она набрала номер. Ей ответили после первого гудка.

— Профессор Хиггс?

— Да.

— Меня зовут Бэллард. Я детектив из Управления полиции Лос-Анджелеса.

После паузы мужчина спросил:

— Вы работали с Кеном Честейном, верно?

Бэллард показалось, что по телу ее прошел разряд электрического тока.

— Да, верно.

— Я ждал вашего звонка. Честейн сказал: если с ним что-нибудь случится, вам можно доверять.

Пробки были чудовищные, но Бэллард каким-то чудом добралась до Оринджа и въехала в город Ирвайн. Профессор Хиггс дал согласие на встречу в лаборатории. Всю дорогу Бэллард думала об улике — той, что дожидалась ее в университете. Кен Честейн сделал так, чтобы Бэллард непременно вышла на нужный след. Понимая, что ступает на тонкий лед, он выдумал запасной план — на тот случай, если с ним что-то произойдет. Честейн знал: если вернуть мешок с вещами Хэддел, Бэллард обязательно получит его после уик-энда. Найдет визитку и выйдет на профессора Хиггса.

На месте ей пришлось дважды звонить Хиггсу на сотовый, чтобы отыскать корпус естественных наук.

В здании было пусто. Бэллард нашла Хиггса в лаборатории на четвертом этаже. Он был один: долговязый, нескладный и довольно молодой. Бэллард ожидала увидеть человека постарше. Хиггс встретил ее теплым приветствием. Казалось, с его души упал какой-то груз.

— Только вчера узнал, — начал он. — Он оставил мне номер, я позвонил, и его жена все рассказала. Черт, работы столько, что некогда ни газету почитать, ни телевизор посмотреть. Ужас, конечно. Искренне надеюсь, что это случилось не из-за наших с ним дел.

И Хиггс махнул рукой в сторону дальней стены, на стальную барокамеру размером со стиральную машину.

— Именно для этого я и приехала. Чтобы все выяснить, — сказала Бэллард. — Значит, вы говорили с его женой?

— Да, она ответила на звонок, — подтвердил Хиггс. — Сообщила, что случилось. Я, признаться, был ошарашен.

Значит, Честейн дал Хиггсу свой домашний номер. Не сотовый, не рабочий. Это важно. Сперва поведение в клубе, потом мешок с вещами Хэддел… Похоже, Честейн и впрямь скрывал свои действия от коллег. И позаботился о том, чтобы их невозможно было отследить через стандартные процедуры.

— Здесь есть где присесть и поговорить? — спросила Бэллард.

— Конечно. У меня в кабинете, — ответил Хиггс. — Прошу за мной.

Пробравшись через лабиринт разнокалиберных секций лаборатории, они оказались в захламленном кабинетике, достаточно просторном, чтобы вместить в себя стол и один-единственный стул для посетителя. Бэллард села на него и попросила Хиггса рассказать о его общении с Честейном — с самого начала.

— То есть с первого дела? — уточнил тот.

— Пожалуй, да, — сказала Бэллард. — Что за первое дело?

— Ну, впервые детектив Честейн позвонил мне пару лет назад. Сказал, что прочел о ВНМ в каком-то журнале, посвященном криминалистике, — в каком именно, не помню, — и хотел узнать, можно ли снять отпечатки с баскетбольного мяча.

Бэллард сразу поняла, что Хиггс говорит правду. Когда она работала с Честейном, тот всегда был в курсе новых веяний криминалистики и весьма этим гордился. Еще он постоянно читал о современных методах ведения допросов и юридических тонкостях полицейской работы, за что и получил прозвище Студент, — правда, так его называли лишь некоторые из коллег. Чтобы прояснить вопрос об улике, Честейн запросто мог снять трубку и позвонить совершенно незнакомому профессору.

— Он сказал, о каком деле речь? — спросила Бэллард.

— Да. Убийство на баскетбольной площадке, — ответил Хиггс. — Двое мальчишек играли один на один. Что-то не поделили. Первый достал пистолет из рюкзака — тот лежал рядом с площадкой — и пристрелил второго. Детектив Честейн решил, что на мяче должны были остаться отпечатки пальцев. Но в полицейской лаборатории их снять не смогли: резина, пористая поверхность, впадины. Вот он и обратился ко мне.

— Что было дальше?

— Мне нравятся нестандартные задачи. Я попросил привезти мяч в лабораторию, мы попробовали снять отпечатки, но без толку. То есть кое-какие бороздки мы, конечно, нашли. Но хорошего отпечатка — такого, чтобы прогнать по базе, — на мяче не оказалось.

— И что потом?

— На тот раз все. А на прошлой неделе Честейн позвонил мне и спросил, можно ли прислать в лабораторию вещицу для проверки на отпечаток.

— Что за вещица?

— Он сказал, что кнопка.

— Когда именно он вам звонил?

— В пятницу, рано утром. Я был в машине, ехал сюда, и он позвонил мне на сотовый. Если нужно точное время, могу проверить историю звонков.

— Если вас не затруднит.

— Минутку.

Вынув из кармана телефон, Хиггс листал список звонков, пока не добрался до нужной записи.

— Вот он. Пятница, семь сорок утра.

— Можно взглянуть на номер? — попросила Бэллард.

Хиггс, не вставая из-за стола, протянул ей телефон. Бэллард склонилась над экраном. 213-972-2971. Честейн звонил не с мобильного, а с общего телефона в Голливудском участке — со склада вещественных доказательств. Должно быть, в тот самый момент, когда просматривал вещи Синтии Хэддел.

— О чем он спрашивал, когда звонил?

— Сказал, что у него срочное дело, связанное с важным расследованием, — ответил Хиггс. — Хотел узнать, могу ли я с помощью ВНМ снять отпечаток с предмета размером с десятицентовик.

— И что вы ответили?

— Ну, сперва спросил, о каком материале идет речь. Честейн сказал, это металлическая кнопка с неровной поверхностью — из-за гравировки. Я ответил, что попробовать можно. Однажды мне удалось снять отпечаток с десятицентовой монеты, со щеки Рузвельта. Он сказал, что пришлет мне кнопку и чтобы никому ни слова.