тучи. Глубина воды здесь, должно быть, достигала нескольких километров, так что они не могли идти по дну океана, не так ли? - но как бы они ни путешествовали, они приводили ее в ужас. Где были аэролеты и скремблирующие устройства?

- Мекуфи, - сказала она, всего лишь слово, в равной степени клятва и мольба. Потому что, несмотря на все свои обещания, Мекуфи не сделал ничего, кроме того, что не смог спасти Педру. Возможно, Аретуза все-таки ошиблась, годы, проведенные в Гиперионе, притупили ее здравый смысл. Возможно, Мекуфи нельзя было доверять.

Производители стали еще ближе. Она подумала о тех, кто на Венере, об их громогласных перепалках. Ей было интересно, что они будут делать, когда приедут. Не убивать же ее, конечно. По крайней мере, не каким-либо очевидным или преступным образом. Но, возможно, навредить ей так, чтобы ее воспоминания невозможно было восстановить. Сделать так, чтобы это выглядело случайным, еще одно осложнение аварии с духовой трубкой. Люди сказали бы, что такие вещи случались. Даже в идеальном мире. Производители сделали все, что в их силах.

Что-то постучало по стеклу.

Это была рука с перепонками между пальцами. Темная фигура, которой принадлежала рука, исчезла под водой и вынырнула с другой стороны капсулы. Теперь она могла видеть тело и лицо. Мекуфи был единственным морским жителем, которого, по мнению Чику, она была способна распознать, но это был не Мекуфи. Это был более изящный, стройный организм, тон кожи был темнее, архитектура лица отличалась.

Она знала это. Это было ее собственное лицо, или, скорее, у него были те же пропорции, тот же баланс черт, но измененный для водной жизни. Это было лицо ее сына.

- Кану, - сказала она, пораженная и оцепеневшая.

Он приложил руку к стеклу, растопырив пальцы. Кожа между его пальцами была в тонких прожилках и полупрозрачной. Единственной причиной этого прикосновения было желание подбодрить.

Чику скрючилась в капсуле. Двигаться было трудно, но она боролась до тех пор, пока не смогла повторить жест Кану. Они лежали ладонь к ладони, и между ними было только стекло. Губы Кану зашевелились. Она не могла его слышать, но ей показалось, что он говорит ей не беспокоиться.

Что-то гораздо большее прорвалось за Кану сквозь воду, огромное и блестящее, форма которого была слишком сложной, чтобы понять ее с первого взгляда. Другой всплыл немного правее. Вода стекала с них стремительными ручейками, когда они вырвались на дневной свет. Она вспомнила одну из историй дяди Джеффри о том, как его спас в море морской народ, о путешествии на древней лязгающей подводной лодке. Несомненно, детали были приукрашены, но где-то в рассказе должна была содержаться доля правды. Это не могло произойти очень далеко отсюда.

Однако это была не древняя подводная лодка. На ее глазах он менял форму, мускулистые части двигались друг против друга по мере того, как он трансформировался. То, что она первоначально приняла за две или три вещи, на самом деле было единым целым. Когда показалась его основная часть - что-то вроде сужающегося кверху железно-серого корпуса, местами покрытого металлом, а в других местах мягкого, - она поняла, что смотрит не в иллюминатор, а в глаз, идеально очерченный, шире ее роста. Глаз рассматривал Чику. Кану, помещенный между капсулой и глазом, двигал руками на своего рода языке жестов.

Щупальца переплелись вокруг ее качающегося гроба, образовав скользящую клетку, и сомкнулись вокруг капсулы. Присоски, прижатые к стеклу, искали и получали тягу. Стекло заскрипело, но выдержало.

А потом Кану и кракен утащили ее под воду.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Она проснулась лицом в траве, в носу, в глазах торчали травинки, полки грязи штурмовали зубчатые стены ее зубов.

Она услышала торопливый топот приближающихся ног. Хлюпанье ботинок по траве.

- Здесь, - произнес чей-то голос. - Давайте я помогу вам подняться.

Чьи-то руки обхватили ее тело и усадили в неудобное сидячее положение, ноги все еще были сплетены на лужайке. Она чувствовала себя выброшенной куклой. Вытирая грязь с лица, она заметила, что ее ладонь была жирной зелено-желтой от мякоти травы и земли, куда она, должно быть, потянулась, чтобы остановить падение.

- Я споткнулась, - сказала она, толстый и медленный язык двигался у нее во рту, как жирный ленивый слизняк.

- У вас был эпизод микросна - вполне нормальный вскоре после пробуждения. Обычно вы просто спотыкаетесь об это и не замечаете, но ваше внутреннее ухо все еще немного шатается. - Человек, одетый в накрахмаленный медицинский комбинезон цвета электрик, стоял на коленях рядом с ней. - С вами все в порядке?

- Думаю, да. - Она попыталась вспомнить, что происходило до того, как она пришла в себя на траве, но на мгновение она отключилась от всего, кроме настоящего. - Что я делала? Где я?

- Прогуливалась. Вы в саду.

- Сад. - Это слово показалось ей новым, необычным в ее устах.

- В клинике возрождения. Мы разбудили вас, вытащили из спячки.

Техник мягко улыбался. Это был коренастый мужчина с приятными чертами лица и копной черных кудрей вокруг блестящей лысины. Она была уверена, что знает его, но никакое имя не приходило на ум.

- Вы были в сознании целый день, - любезно добавил мужчина. - Это совершенно нормально - испытывать некоторые неудачи, пока все не уляжется.

Ее спутанные мысли искали точку отсчета. Где она была? Она вспомнила, что в последнее время побывала во многих местах. На Земле, в космосе, внутри безумной, кувыркающейся луны с сердцевиной из поцарапанного стекла. В доме, полном кошек. В коробке, падающей с неба. В когтях морского чудовища.

Нет, она была на "Занзибаре". В садах клиники возрождения, в одном из центров сообщества.

- Полагаю, я уже спрашивала вас об этом... - начала она.

- Сорок лет. И да, вы спрашивали несколько раз. Но опять же, это нормально.

В горле у нее ужасно пересохло. Она чувствовала себя мумией, вещью, сшитой из ткани.

- Я не помню дату. Когда я пошла спать, или каким это должно быть сейчас. - Она пыталась во всем разобраться, но ее мысли продолжали скатываться в пропасть. Вот, подумала она, каково, должно быть, чувствовать себя глупой, неспособной удержать в голове простейшую цепочку рассуждений. Даже эту мысль ей было трудно постичь.

- Сейчас 2388 год. Вы ушли спать в 2348 году, сорок лет назад с точностью до недели. Вот - не хотите еще раз