— Тот, кто развязывает войну, в любом случае свинья, — сказал как-то дядя Эрни.

Камил не знал, кто развязал эту войну. Но в 1940 году его Родина пала. Когда в сердце Парижа на красном полотнище появилась арийская свастика, когда по Елисейским Полям начали вышагивать люди в черной форме с древними рунами в петлицах, когда мещанская романтика опоэтизированных масс, ведомых черными колдунами, поставила себе на службу все достижения XX века, Камил Коленкур оказался в Сопротивлении. Не только над его Родиной, над его Миром, над его Свободой нависла смертельная угроза. Он действовал в диверсионной группе, и для него не существовало трудностей, связанных с головокружительной высотой моста, который следовало взорвать, не существовало непроходимых альпийских перевалов.

А в то время, когда сэр Джонатан Урсуэл Льюис еще аппетитно почмокивал своей соской, Камил и дядя Эрни встретились в только что освобожденном Париже. В этот город вернулся розовый воздух. Вряд ли эти вдохновленные легендами черные легионы, которых попросили отсюда убраться, знали, что это такое. Они вдвоем пошли на середину моста, перекинутого через Сену. Они уже оба знали о гибели военного летчика, основавшего трансафриканскую почту, о гибели многих своих друзей, и они оба вспомнили тот день пятнадцатилетней давности. А потом Камил увидел, что к мосту спешат отец и с трудом поспевающая за ним мама.

Покрупневший дядя Эрни снова забрался на парапет, потом поглядел по сторонам и развел руками:

— Смотри, Камил. — В чуть влажных глазах его больше не было печали, он улыбался, и что-то в этой улыбке заставило Камила вспомнить о смуглой девочке, оставшейся в Тунисе. — Этот город я люблю больше всего на свете. Видите крылья? Ну конечно, видите… Это они перенесли меня сюда.

Устье реки Омо и озеро Рудольф стали археологическим раем Камила Коленкура. Долина реки и озеро находятся в зоне Восточно-Африканского рифта, гигантского разлома земной коры, протянувшегося через всю Африку, от Красного моря до Замбези. На севере огромное Эфиопское нагорье с мифической древней страной сэра Джонатана Урсуэла Льюиса, южнее, в Кении, Танзании, множество находок— кости ископаемых гоминидов, кости вымерших гигантских животных и опять ископаемые останки нашего предка: он был и гигантом и карликом.

Река Омо и озеро Рудольф стали археологическим раем Камила Коленкура. Сенсационные находки следовали одна за другой. Возраст человечества увеличивался на миллионы лет. Камил Коленкур выдвинул версию африканской прародины. Недостающее звено между обезьяной и человеком будет найдено здесь, в Кении. Радиоактивный метод, изотопы позволяют датировать находки уже миллионами лет.

Как-то в его экспедиции работали молодые ученые. Один из них был англичанин, талантливый и, что немаловажно, везучий. Камил с удивлением узнал, что основная специализация этого парня — лингвистика. Они сошлись ближе, и позже их связали дружеские отношения. Иногда это были отношения ученика и Учителя. Британец мог бы стать выдающимся палеоантропологом. Но казалось, он ищет здесь что-то совсем другое. А потом он рассказал Камилу какую-то удивительную, просто волшебную сказку. Он ничего не утверждал. Только предложил сделать некоторые предположения. Что никакого промежуточного звена не существует. И прародина человечества не находится в Кении. Мы несем ее с собой. И люди значительно старше, чем они в состоянии вспомнить. До начала Истории существовали полусказочные цивилизации, и не только людей, и память о них сохранилась лишь в древних преданиях, так схожих у всего человечества. А в этих местах еще живут легенды, и, быть может, где-то еще остались следы этих цивилизаций.

— Это похоже на проповедь о том, что Санта-Клаус существует, — удивился Камил.

— В каком-то смысле так оно и есть, — ответил с улыбкой британец.

Его звали Джонатан Урсуэл Льюис. Если бы он не был толковым парнем, прекрасно разбирающимся в координатах современной науки, Камил принял бы его в лучшем случае за неуча шарлатана или в худшем — за сумасшедшего.

В этом году Камил Коленкур проводил на озере Рудольф уже седьмой полевой сезон. За время своих долгих выездов в Африку он увлекся бытом и фольклором местных народов, но вовсе не собирался соглашаться с фантастическими теориями Урса. Он, конечно, знал, что на севере Эфиопского нагорья, в древнем Аксуме, находится множество гигантских каменных стел-монолитов. Двадцатичетырехметровые громадины, сделанные из одного цельного камня. Они были такой же загадкой, как и египетские пирамиды. Местные легенды утверждают, что задолго до появления здесь людей Эфиопское нагорье населяли гиганты, люди-циклопы, умеющие плавить камень. Они и научили аксумских мастеров возводить каменные стелы, которые гиганты переносили на своих плечах как пушинки. Интересно, что когда итальянская армия все же завоевала Эфиопию, Муссолини приказал перевезти в Рим самую большую из стел Аксума. Но техника образца 1938 года не справилась с этой задачей. В Рим попала одна из самых скромных по размерам стел. Она и сейчас находится там. На площади Порта Капена.

Знал Камил и о «дороге великанов», древней, вырубленной в скалах дороге шириной в… пятнадцать метров. Дорога для слонов, танков или великанов. Интересно, какого роста должен был быть странник, если его предохранял от падения парапет высотой в два метра?

Знал он и о плотине, сложенной из каменных глыб кубической формы, подогнанных друг к другу так, что не только лезвие бритвы, а даже вода не может найти себе выхода. Плотина завершалась грандиозным, сейчас полуразрушенным храмом. Вдоль «дороги великанов» стояли гигантские статуи древних богов, изображения Сириуса.

Камил Коленкур, как образованный человек, знал и о других следах титанической работы на земле. И не только о египетских пирамидах, скульптурах острова Пасхи и развалинах на озере метрах камень находились на одной линии. Смотрящий Глаз и ноги жертвы были обращены в одну сторону. Ну и что? Случайность. Тень вроде бы отступила…

И все же, не зная, зачем ему это будет надо, а скорее подчиняясь интуиции, Камил мысленно продолжил линию до небольшой искривленной скалы, находящейся в паре сотен метров отсюда. Можно было бы подыскать какой-нибудь более серьезный ориентир, но в принципе для определения направления этого достаточно.

Полицейский-кениец подписывал на обороте полароидной карточки время фотографирования. Потом он пожал плечами и, вздохнув, повторил:

— Плохи дела.

Но ни Камил Коленкур, ни полицейский сержант и никто другой почему-то не обратили внимания на одну деталь. Убийство, вероятно, произошло несколько часов назад. В любом случае до появления нашедших его студентов труп некоторое время был здесь. И его не тронули хищники. Он даже не был облеплен мухами и сжирающими в этих краях все подчистую муравьями. И лишь значительно позже Камил вспомнил, что видел вдалеке нескольких гиен, и они запросто могли разделаться с телом несчастного, прежде чем его найдут. Но они не сделали этого. Вокруг трупа была какая-то странная, пугающая стерильность.

Через некоторое время, и, как выяснилось позже, вполне определенное, в окрестностях лагеря случилось еще одно убийство. Потом, уже значительно южнее, в саванне Самбуру, — третье. Камил Коленкур все же решил побывать на местах преступления. Картина в обоих случаях была похожей — с невиданной жестокостью вырванное сердце и Глаз, указывающий на север. Камил решил побеседовать кое с кем из местных жителей. Никто из них о подобных знаках ничего не слышал. Камил почувствовал, что столкнулся со страшным культом. Но о нем не хотели или боялись рассказывать. А может быть, действительно ничего не знали.