– Мы шли за князем… – отозвалось сразу несколько голосов.

– А теперь вы пойдете за мной, радимичи, – твердо сказал ган Кончак. – За Христову веру и за нового киевского князя Андриана. Да падут под ударами наших мечей деревянные идолы, да воссияет на славянской земле свет истинной веры.

Мечники промолчали, а ган Кончак с грустью подумал, что свет истинной веры вряд ли слишком глубоко проник в эти души, отравленные ядом язычества. Радимичи – племя упрямое, и вряд ли угроза смерти остановит их на пути к измене. Да и что такое смерть для мечника, привыкшего из года в год рисковать своей жизнью. Вряд ли радимичи станут бунтовать на чужой земле, но и рассчитывать на них в землях славянских не приходится. Хорошо, если просто сбегут, а то еще решат посчитаться с ни в чем не повинным ганом.

– Если уж совсем станет вам невмоготу, – шепотом сказал Дергачу ган Кончак. – То вы меня известите. Я вас удерживать не стану. Но пока молчите, ибо бек Песах не бросает слов на ветер.

В отличие от высокомерного бека, возомнившего себя великим полководцем, ган Кончак очень хорошо видел разницу между князем Богданом и княжичем Андрианом. И дело было не в личных качествах того и другого. Богдан стоил Андриана, а Андриан стоил Богдана. Оба не годились в великие князья. Тем они, наверное, и приглянулись хазарским бекам. Однако Богдана хорошо знали в славянских землях, более того, чтили если не за личные заслуги, то за принадлежность к знатному роду, чьи представители сидели на великом Радимицком столе более сотни лет. А Андриан был для бояр не менее чужим, чем Ингер и Олег. И с какой же стати киевлянам менять варягов на тмутараканца, который хоть и принадлежит к славянскому корню по отцу, но плясать будет под дудку ромеев и рахдонитов? Славянские старейшины и купцы в последние десятилетия почувствовали вкус к злату и серебру и быстро сообразили, какие выгоды им сулит первенство в торговле. Нет, не согласится Киев добром ходить под Итилем, а принуждение обернется большой кровью.

Бек Песах был опытным человеком и очень хорошо понимал, что война выигрывается не только на поле битвы. А потому и подготовил он свой стремительный бросок в славянские земли с большим тщанием. Объединенное хазарско-ромейское войско ни в чем не испытывало нужды на землях, подвластных каганату. Продовольствие и корм для лошадей заранее были доставлены в села и городки, разбросанные там и сям. Сложности могли начаться в землях, принадлежащих печенегам, но бек Песах предусмотрел и это. Угры, опередившие хазар, так старательно зачистили печенежские кочевья, что ган Кончак за все время пути не встретил ни единой живой души. Зато костей и гнилой плоти здесь было в избытке. Похоже, печенеги действительно ушли в землю, как это и предрекал бек Песах.

– Я думал, он пошутил, – горестно вздохнул княжич Андриан, разглядывая чьи-то изуродованные останки. – Воля твоя, Кончак, но мне такая война не нравится.

– Об этом раньше надо было думать, – процедил сквозь зубы ган.

До славянских земель оставалось меньше одного дня пути. Бек Песах решил дать людям роздых после стремительного броска через печенежскую степь.

Пока хазары, тмутараканцы и ромеи предавались отдохновению, вожди похода собрались в шатре Песаха, дабы обсудить предстоящую битву. В том, что она состоится, не сомневался никто. Прискакавший ган Курсан сообщил союзникам, что русы собрали на границах своих земель пятидесятитысячное войско и не собираются отступать даже перед лицом неприятеля, превосходящего их по численности.

Ган Курсан был лет на пятнадцать старше Арпада. Если судить по иссеченному шрамами лицу, повоевал он в этой жизни немало. Курсан был умен, хитер и неразборчив в средствах. В этом ган Кончак уже имел возможность убедиться. Угорский вождь так ловко обвел всех вокруг пальца, что три самые мощные крепости русов, о стены которых хазары не раз расшибали лбы, достались ему без больших усилий. Пожалуй, самой неприятной чертой характера гана Курсана была жестокость. Не моргнув глазом он убивал не только захваченных в полон воинов, но и ни в чем неповинных стариков, женщин и детей. Так он действовал в Русалании, чем заслужил всеобщую ненависть, так же повел себя и в печенежской земле.

– Нас почти вдвое больше, ган, – поморщился в ответ на предостережения Курсана бек Песах.

– Зато сражаться нам придется на чужой земле, – возразил угр. – Славяне хорошо знают местность, а мы – нет. Кроме того, нам придется переправляться через реку на виду у лучников, а это обернется для нас большими потерями.

– Я удивлен, ган Курсан, – нахмурился Песах. – Или угры решили отказаться от союза с хазарами?

– С чего ты взял, бек Песах? – удивленно вскинул черную как сажа бровь Курсан. – Просто война в Русалании и в печенежской степи обошлась нам очень дорого. Мы потеряли двадцать тысяч лихих наездников. И я не хочу окончательно обескровить роды.

– Вам не следовало пускаться в набег вместе с женщинами и детьми, – раздраженно воскликнул Песах. – Каган-бек Вениамин обещал защиту угорским родам на своей земле.

– Наши старейшины привыкли полагаться только на мечи своих родовичей, – криво усмехнулся Курсан. – Увы, слово, данное чужими вождями, далеко не всегда бывает тверже камня.

– Сколько людей ты выставишь для битвы? – спросил Песах, которому, похоже, надоел спор с увертливым угром.

– Сорок тысяч, я думаю, будет достаточно.

– Мне нужно пятьдесят, – холодно возразил бек. – И ты мне их обещал накануне войны.

– Я не могу бросить свой стан без защиты. У меня там старики, женщины и дети, а недобитые печенеги все еще рыщут по степи в поисках добычи.

– Где находится твой стан?

– В трех верстах от реки.

– Я позабочусь о них, – пообещал Песах. – Кроме того, первыми на другой берег переправятся радимичи, а твои люди пойдут за ними следом.

– А если радимичи предадут нас или оробеют? – спросил Курсан.

– В таком случае я разрешаю тебе перебить их.

Кончаку предложение Песаха не понравилось. Радимичей подставляли под славянские стрелы и делали это совершенно намеренно. Видимо, бек Песах сомневался в их надежности, а потому и решил ими пожертвовать в самом начале битвы.

После долгих размышлений скиф все-таки решился и рассказал обо всем Дергачу.

– Скотина! – не удержался Дергач от красочного определения в сторону бека Песаха.

Кончак сочувственно промолчал. Выбор у радимичей был невелик: либо поднять бунт, заранее обреченный на неудачу, на виду у хазарско-ромейского войска, либо погибнуть в самом начале предстоящего сражения под стрелами киевлян или мечами угров.

Радимичи совещались долго. Кончак в это время раздраженно покусывал травинку, ругая себя последними словами за слабость, проявленную не к месту. Дергачу и его соратникам все равно не выжить в этой битве, но заодно с ними может лишиться головы и тмутараканский ган. Впрочем, убить его могут и после, битва-то предстояла нешуточная. И тогда Кончаку придется отвечать перед Христом за предательство людей, доверившихся ему.