Может, он спит? Ларри помнил, какую безумную усталость сам чувствовал после смерти отца. Придя с похорон, он повалился на кровать и проспал почти двадцать часов.

— Эй, Ронни?

Ларри зашел в прихожую и осторожно заглянул в гостиную. Там работал телевизор с выключенным звуком. Кто-то оставил на журнальном столике грязную тарелку — недоеденная куриная нога с горошком.

— Ронни? — еще раз крикнул он, подойдя к лестнице.

Ларри уже собрался заглянуть в спальни на втором этаже, но передумал. Его вдруг охватило дурное предчувствие — одно из тех, к которым опытные копы привыкли относиться серьезно. Если в этом доме случилось что-то плохое, Ларри не хотел бы быть первым, обнаружившим это.

По дороге к выходу он заглянул на кухню. Вопреки ожиданиям Ларри, она оказалась чистенькой и очень похожей на кухню его матери, до того как та ее отремонтировала. Старая газовая плита. Фотографии внуков на холодильнике. Все в полном порядке, если не считать открытой литровой бутылки колы на столе и пепельницы, полной докуренных до фильтра сигарет.

И записка под пепельницей — смятый листочек бумаги с оборванным краем, видимо вырванный из блокнота. Две фразы, написанные разными людьми, как будто разговаривающими друг с другом. Первая — мольба, накарябанная голубыми чернилами чьей-то дрожащей рукой:

«Пожалуйста, пожалуйста, будь хорошим мальчиком».

Вторая — слова, выведенные крупными печатными буквами, словно их писал ребенок:

«ПРОСТИ, МАМА, Я, НАВЕРНОЕ, НЕ СМОГУ».

* * *

Сара толкала тоскливо скрипящие качели и силой заставляла себя не смотреть на часы каждые полминуты. Ей было известно, что стрелки уже подходят к половине десятого, а насколько близко, она не желала знать.

Пожалуйста, мысленно попросила она, оглядываясь через плечо на футбольное поле на случай, если Тодд появится оттуда, а не со стороны стоянки, пожалуйста, ну приходи уже, наконец!

Сначала ей казалось, что это очень романтичная идея — встретиться в том самом месте, где все когда-то началось, где произошел тот первый спонтанный поцелуй, так изменивший обе их жизни, но сейчас романтикой здесь и не пахло.

Она никогда раньше не бывала на площадке вечером и поэтому даже не представляла себе, какой жуткой и пустынной та становится в темноте. Одной стороной участок примыкал к темному зданию школы, с другой его закрывали густые заросли деревьев, а от соседних улиц отделяли безлюдная сейчас стоянка и огромное поле для соккера. Стоянка освещалась двумя фонарями, но их блекло-серый свет почти не доставал до качелей.

— Спать хочу, — пожаловалась Люси. — Пошли домой?

— Через минуту, — пообещала Сара. — Как только придет Тодд.

Он придет, упрямо повторила она про себя, он должен прийти. Может, Кэти сегодня задержалась на работе. Может, она с матерью ушла в магазин.

А может, он просто струсил.

Сара знала, что Тодда очень беспокоит вопрос о том, как он будет обеспечивать свою новую семью, если они решатся ее создать. Когда он придет, она объяснит ему, что беспокоиться не о чем. Она уже нашла отличное решение.

— Я собираюсь стать юристом, — поведала она дочери. — Что ты об этом думаешь? — Люси ничего не ответила, но Сара все равно продолжила: — Я могу закончить юридический факультет. Я раньше думала, что это тяжело и очень скучно, но сейчас я так не думаю. Просто надо иметь хорошо организованный ум, и я думаю, он у меня есть.

Эта идея пришла к ней во время выходных, когда, сидя в постели, она перелистывала «Гражданский иск» Джонатана Харра. За две последние недели Сара перечитала кучу книг о юристах и юриспруденции — «Бумажная погоня», «Бремя доказательств», «Братство» — в надежде найти убедительные аргументы и уговорить Тодда сделать еще одну, последнюю попытку с квалификационным экзаменом хотя бы для того, чтобы все годы учебы не пропали зря, как пропал ее аспирантский стаж. А потом она вдруг подумала: «А почему не я? Почему бы мне самой не стать юристом?» И тогда Тодд сможет сидеть дома, отвозить детей в школу и забирать их оттуда, водить на уроки музыки и тренировки, стряпать и вообще заниматься хозяйством, если ему так больше нравится. А она станет работать в общественной юридической фирме, специализирующейся, например, на вопросах экологии или защите от сексуальных домогательств, и будет помогать простым людям отстаивать свои интересы в борьбе с огромными хищными корпорациями. Сара с удовольствием представила себе, как она в прекрасном синем костюме произносит, стоя перед скамьей присяжных, продуманную речь и в элегантном заключительном слове призывает своих сограждан не позволять большим деньгам попирать элементарную справедливость и великий американский принцип правосудия, равного для всех.

— Я не понимаю, почему деньги для семьи обязательно должен зарабатывать мужчина, — объяснила она Люси. — Можно ведь и по-другому. Это не… Слава богу, ну наконец-то!

Она так обрадовалась, услышав шаги, что даже не сразу удивилась тому, что они раздаются не со стороны стоянки или футбольного поля, откуда только и можно было попасть на площадку с улицы. Вместо этого шаги слышались справа, как будто до этого Тодд прятался в кустах под стеной школы.

— Что ты там… — начала она и, оглянувшись, увидела мужчину, как раз шагнувшего в просвет между перекладиной и горкой, — мужчину с висящей на перевязи рукой и очень знакомым лицом. Несколько секунд Сара чувствовала даже не страх, а огромное, сокрушительное разочарование.

— Минуточку, — попросила она, будто он специально ввел ее в заблуждение, — минуточку, вы ведь не Тодд…

* * *

Разогнавшись по рампе, мальчишки подскакивали на маленьком деревянном трамплине и взлетали в воздух. Лучшим из них, таким как Джи или подросток с хриплым голосом, удавалось при этом еще обернуться вокруг своей оси и потом успешно приземлиться. Их менее ловкие товарищи сразу же после подскока обычно теряли доску, и только самые удачливые из них приземлялись на ноги. Но все они были так молоды, что даже те, которые падали на живот или на спину, тут же со смехом вскакивали на ноги, будто падения являлись непременной частью удовольствия.

Тодд чувствовал, как от пальцев ног вверх по телу к плечам и голове поднимается холодная, липкая, лишающая воли волна паники. Он понимал, что время уходит и Сара не станет ждать его вечно, и все-таки не мог сдвинуться с места. Это был тот же необъяснимый паралич, который приковывал его к этому месту каждый вечер, когда он должен был готовиться к экзамену.

Последние два дня с Эроном дались ему тяжелее, чем весь уикенд с Кэти. В понедельник они соблюдали ставший привычным распорядок: детская площадка, ланч, бассейн, супермаркет, крушения поездов, как обычно, под пристальным присмотром Большого Медведя и Марджори. Все это время Тодду мучительно хотелось серьезно поговорить с Эроном, отвести его в сторонку и предупредить о цунами, грозящем вот-вот обрушиться на его жизнь, но он не знал, как сделать это, не подвергая опасности их с Сарой план: тонкие намеки и недомолвки вряд ли дойдут до трехлетнего ребенка. Поэтому, вместо того чтобы выразить свою тревогу словами, Тодд постоянно тискал и целовал сына, готового терпеть подобное обращение от матери, но, очевидно, находящего его неуместным и даже неприличным со стороны отца.