Нельзя ведь сказать, что он не хотел быть хорошим мальчиком. Больше всего на свете Ронни хотел, чтобы мать им гордилась и чтобы у него была нормальная, здоровая жизнь, машина, хорошая работа и любящая семья. Он мог бы быть тренером в детской лиге и после игры водить своих спортсменов в кафе-мороженое…

М-да, размечтался…

Жаль, что у него пока нет компьютера. Можно было бы посмотреть какие-нибудь картинки в Интернете и отвлечься или даже научиться общаться в этих чатах, о которых столько болтают. А сейчас он вроде как оказался в полной пустоте. Сначала Ронни попробовал жить по привычному распорядку: обед ровно в шесть, новости, «Колесо фортуны», но все это было не то без матери, которая сидела бы рядом, болтала бы что-нибудь о челюсти Дэна Ратера или дурацком платье Ваны и разгадывала бы зашифрованные слова так, будто в них была скрыта вся мудрость мира, а не какая-нибудь дурацкая пословица или имя знаменитости, забытой еще лет двадцать назад.

— «Эйб Вигода! — радовалась бы она. — „Сердце — одинокий охотник“!»

Ронни все время невольно поглядывал на телефон, словно от того исходило магнитное притяжение. Ему очень хотелось кому-нибудь позвонить — другу или родственнику, который согласился бы выслушать его печальные новости и которого можно было бы пригласить на чашечку кофе. Но в голову приходил только один номер — тот, что он не набирал уже несколько лет.

Не делай этого, сказал он себе, но пальцы уже сами нажимали на кнопки. Не будь идиотом!

Трубку сняли только после третьего звонка, и за это время сердце успело несколько раз перевернуться в груди, как это всегда бывало и раньше.

— Алло? — Он сразу понял, что трубку сняла ее мать, Диана Колаптино. Ронни видел ее по телевизору сразу после того, как девочка исчезла. Тогда у нее под глазами от горя были страшные черные круги. — Алло?

Она говорила нормальным голосом, даже почти веселым, словно решила, что хватит плакать над тем, чего не вернешь, и надо жить дальше. Ронни слышал, как в доме кто-то смеется, и догадался, что это двое младших детей, уже успевших подрасти. Сестре, наверное, двенадцать, а брату десять — больше, чем было Холли в тот день, когда она села к нему в машину.

— Алло? — еще раз повторила Диана, на этот раз уже тревожно. — Кто это?

Совсем нетрудно было прошептать в трубку то, что он шептал обычно, когда среди ночи звонил ей из телефона-автомата, и потом наслаждался смесью страха и надежды в голосе женщины: «Я знаю, где она. Но никогда тебе не скажу».

Нетрудно, но только не сегодня. Сегодня он не станет делать этого хотя бы из уважения к своей мертвой матери.

— Извините, — сказал он. — Ошибся номером.

Ронни повесил трубку и, хоть и покрылся потом, почувствовал себя немного лучше. Кстати, можно еще кое-кому позвонить. Номер телефона, записанный на желтой бумажке с липким краем, лежал у него в бумажнике. Ее не оказалось дома — наверное, потащилась еще на одно свидание и теперь какой-нибудь другой бедолага сходит сейчас с ума от скуки. Ронни услышал только ее механический голос на автоответчике: «Это Шейла. Пожалуйста, оставьте свое сообщение». Он дождался гудка, который раздался позже обычного.

— Ты чокнутая сука, — сказал Ронни. — Почему бы тебе не написать об этом в своем объявлении?

После этого он уже решительно не знал, чем заняться. Еще нет девяти, и ложиться спать совсем уж глупо. Не может же он целый вечер развлекаться дурацкими звонками по телефону, верно? Вот если бы он любил выпить, проблема свободного времени решилась бы сама собой. Он мог бы пойти куда-нибудь и напиться, а потом с трудом дойти до дома и забыться пьяным сном. Да, если бы вся его проблема заключалась в алкоголе, жизнь была бы несравнимо проще.

— Послушай, мам, — сказал он, словно она стояла рядом, — я, наверное, пойду прогуляюсь.

* * *

Льюис даже глаз не поднял, когда она вернулась в гостиную. Мэри-Энн села на диван и взяла со столика журнал «Семейный круг», пришедший с сегодняшней почтой.

— Что ты читаешь? — спросила она через пару минут, не в силах выносить молчание.

— Про Лас-Вегас.

— В «Нэшнл джиографик»?!

— Это об истории города. Как он развивался с середины пятидесятых.

— Это неправильно, — твердо заявила Мэри-Энн. — «Нэшнл джиографик» мог бы найти более полезную тему. Писали бы о джунглях или еще о чем-нибудь в этом роде.

— Нет, вообще-то довольно интересно.

В восемь тридцать она отложила журнал и сказала мужу, что идет наверх готовиться. Он промычал что-то, не отрываясь от статьи.

Мэри-Энн долго лежала в ванне с душистой пеной, закрыв глаза и стараясь прийти в сексуальное настроение. Недавно ей попалась статья («Пять легких способов реанимировать ваш брак»), которая, в частности, советовалась на месте мужа представить себе какого-нибудь другого партнера. Мэри-Энн решила, что сейчас самое время испытать этот способ. Брюс Уиллис почему-то ничем не помог, так же как и Брэд Питт, но тут-то, по крайней мере, ясно почему: сначала его не мешало бы побрить, постричь и заодно уж хорошенько отмыть. Зато ни с того ни с сего Мэри-Энн вдруг представился Тони Сопрано, которого она терпеть не могла и находила совершенно отвратительными его большой волосатый живот, грязный язык и то, как он опрокидывал девушку на стол, спускал штаны до колена и накачивал ее, не вынимая изо рта сигары.

Гадость какая!

Она вытащила из ванны затычку, решительно прогнала из головы Сопрано и пожалела, что муж когда-то подписался на коммерческий спутниковый канал. Потом Мэри-Энн тщательно почистила зубы, слегка попрыскала духами шею, надела розовую шелковую сорочку с кружевным верхом и вышла в спальню, готовая принимать изъявления восторга.

Мужу в это время полагалось уже сидеть на кровати в очках и боксерских трусах и одобрительно кивать, но сегодня в спальне его не оказалось. Мэри-Энн посмотрела на несмятую постель, на часы на комоде, показывающие девять ноль две, и вдруг испугалась так, что ее затошнило. Почти бегом она спустилась в гостиную, горя желанием выяснить, что задержало Льюиса.

— Милый, — мягко позвала она, — ты ничего не забыл?

— Знаешь, может, стоит устроить небольшой перерыв?

— Но сегодня же вторник. У нас свидание.

Мэри-Энн показалось, что он смотрел на нее невыносимо долго, и на лице у него появилось какое-то странное выражение, будто он ее жалел.

— У меня что-то нет настроения.

Она онемела. А когда заговорила, только огромным усилием воли не позволила голосу дрожать:

— Ты меня больше не любишь.

Льюис не спешил с ответом. Казалось, он серьезно обдумывает это утверждение.

— Нашему сыну четыре года, — сказал он наконец. — Не стоит пока говорить с ним о Гарварде.

* * *

С ледяными руками и колотящимся сердцем Сара приехала на стоянку в девять ноль семь, опоздав гораздо меньше, чем боялась. Она не стала выключать фары, и пыльные лучи осветили пустынную детскую площадку — перекладину и горку, игрушечный замок с висячим мостиком и нарядной, раскрашенной башенкой и роковые качели. Едва дыша от волнения, Сара ждала, что вот-вот из тени выступит Тодд и, как всегда, при виде его у нее на секунду замрет сердце — таким нереально прекрасным казался он ей каждый раз, когда они встречались даже после короткой разлуки.