Она совсем расчувствовалась.

Май стояла рядом и очень волновалась.

— Идет! Идет… — закричала Хыок, она бежала со стороны дюн. — Я забралась на самую верхушку и увидела оттуда белую точку в море, это они!

Берег мгновенно оживился. Женщины собрали лодки с ветвями маскировки в одном месте. Сочно-зелеными ветвями кокосовых пальм в деревне очень дорожили. Раньше никому не пришло бы в голову срезать хоть одну веточку у соседа. Ведь на один лист меньше на кокосовой пальме — значит, меньше на целый орех. Ну, а сейчас семьи соревновались между собой, кто больше даст пальмовых листьев для маскировки катера. Хыок позвала с собой нескольких женщин и пошла на кухню поставить на огонь котел с креветками и крабами. Нужно было еще просеять муку и сделать клецки да добавить перцу и лука. Пусть у парней после трудной ночной вахты прибавится сил! Куэт проверила, не остыл ли котел с ароматным зеленым чаем. Один за другим подошли молодые ребята из ополчения и, с нетерпением поглядывая в сторону уже показавшегося катера, спросили, не надо ли помочь. Подошел старый Кхай. Он с трудом тащил пять больших орехов, его сиамская пальма славилась на всю деревню, таких вкусных плодов не было ни у кого. Май помчалась домой и попросила отца сбить с дерева еще три кокоса.

Когда она, неся кокосы, подошла к пристани, с катера, входящего в протоку, донесся гудок, его далеко разносило ветром. Вот он, катер! Его нос разрезал волны, как лемех плуга, а волны плясали вдоль бортов и с шумом бились в них.

Женщины с радостными криками бросились к самой кромке берега, навстречу уже подходившему к пристани катеру. Матросы выстроились шеренгой на палубе. Темно-зеленые робы трепал ветер, матросы улыбались и радостно махали собравшимся на берегу.

* * *

Удостоверившись, что моряки наконец-то вернулись, Май помчалась обратно домой помочь Зуен поскорее обрушить оставшийся рис. Лан, младшая сестренка, принесла сухих тополиных веток и разожгла огонь, чтоб приготовить еду. Отец латал кооперативные сети. Малыши Хиеу и Нгиа гонялись под аноной за перепелками.

— Ну как там, никто не ранен? — спросила Зуен у Май.

— Нет, все в порядке. Ой, один издали так похож на Чунга, я все на него смотрела. Но когда подошли поближе, оказалось, совсем не похож.

— Чунг далеко, если б он был где-то здесь, поблизости, отчего бы ему домой не заглянуть, — рассмеялась Зуен. — Знаешь, когда ты уезжала к отцовской родне, — снова сказала она после некоторого молчания, — ты не знала, я ведь очень хотела, чтобы Чунг пошел в армию. Но как ему об этом сказать? И я написала заявление в движение «Трех замен». Если б у меня не было двух малышей на руках, то я записалась бы еще и в «Три готовности». Не хотелось мне, чтобы Чунг видел в нас обузу. В конце-концов я решилась и сказала ему: «Знаешь, я уйду на работу, стану жить отдельно от семьи, ладно?» Он только глянул на меня пристально: «Оставайся дома, расти малышей, а я пойду в армию. Я давно собираюсь, боялся только, что тебе одной дома будет трудно». И так мне его тут жалко стало! Выходит, мы оба об одном и том же думали, хотя ничего друг другу не говорили. Я сказала ему: «Хорошо, иди. Мы-то с матерью остаемся». Когда мама узнала, она тоже сказала: «Ты скажи ему, чтоб шел спокойно. А дома — сыты мы или голодны — мы ведь все вместе, да и не одни, люди кругом, пусть не тревожится». Только по голосу ее поняла я, как она его жалеет. Отец велел мне приготовить курицу и купить вина, чтоб «отметить» отъезд. Поели, я пошла за водой, мама спустилась в лодку, а Чунг поцеловал Хиеу и Нгиа, простился с отцом, надел рюкзак и поскорее ушел, не сказав ни маме, ни мне ни единого слова… Боялся, наверно, что мы повиснем на нем, не отпустим.

Глядя на ее миловидное полное лицо, Май вдруг подумала: «Какая хорошая пара, если б не помешали враги, как они могли быть счастливы…»

От ударов о ступу как будто подрагивал даже солнечный свет, косыми лучами заливавший полдвора. Зуен, точно что-то ее вдруг подстегнуло, затянула частушку:

— Сердце знает, сердце помнит…

Ее сильный голос словно пригласил Май подхватить:

— Ах, сердце, сердце!

Вспыхни жарче, ярости огонь…

Сердце знает, сердце помнит…

Частушке вторил стук песта, во дворе сделалось как-то уютнее.

Вернулась с реки мать. Завидев сваленный у плиты хворост, она радостно улыбнулась. Значит, и Лан, самая младшая, тоже вернулась… Она торопливо прошла в дом и ласково пожурила Лан:

— Господи, говорила же я тебе — приди пораньше, а ты прогуляла с подружками, вот и к обеду не поспела. Небось чуть не померла с голоду? Как, еда до сих пор не готова? — закричала она уже в кухне. — Сколько дыму напустили! Ладно, иди веять рис, я сама сварю. Стоит мне только в кухню войти, повернуться, и уж все готово, а ты возишься полдня, и все-то у тебя сырое или пригорело, никакого от тебя толку!

— Ну вот, хозяйка пришла. Сейчас суматоха поднимется, — проворчал отец.

— Какая суматоха? Просто я говорю, что у меня руки ловкие и ноги проворные, вот и все!..

Май рассмеялась и позвала Лан, чтобы та унесла обрушенный рис. Ей стало жалко девочку, ведь ей всего двенадцать, а она уже всякую работу знает. А у мамы такой уж характер — хочет, чтобы ее дети были, как и она, трудолюбивые и ловкие.

Когда рис был готов, мама выложила его на блюдо и вынесла на скамейку. Она знала, что отец любит суп с красной тыквой, и сварила ему отдельно. На блюде с рисом с краю лежала голова трески. Май отдала Лан самый вкусный кусок, — где мозг. Отец поел быстро и налил себе чашку крепкого ароматного чая. Мама и Зуен тоже положили палочки, только Май, Лан, Хиеу и Нгиа отстали. Они вообще всегда ели медленно и за столом сидели дольше всех.

Начиналась духота. Сначала показалось, что где-то далеко загудел ветер, но тут же стало ясно, что это самолеты. Шесть черных теней надвигались со стороны моря, еще четыре показались из-за горы. Вот они, оказывается, что задумали: с двух сторон подойти к реке!

— Лан, Хиеу, Нгиа! — закричала мама. — Быстрее в убежище! Давайте все сюда! Мне за вами бегать трудно.

Май поспешно отставила