Окоп был сделан очень грамотно. Опытный командир воспользовался тем, что здесь лежало поваленное дерево. Упало оно скорее всего весной, затрухляветь не успело, но лежало явно не первый месяц. Солдаты прорыли траншею за его стволом, а стрелковые ячейки оборудовали под ним. В результате стрелку не было нужды маячить над бруствером, стрелять и наблюдать позволяли импровизированные бойницы под древесным стволом.

В обычное время в окопе сидело двое солдат с одним младшим командиром и ручным пулеметом, но по тревоге сюда выдвигались еще десять человек во главе со мной и молодым лейтенантом только что из училища, фамилии которого я не помнил. Процент офицеров в авиации, даже в наземных службах, был значительно выше, чем в пехоте. Поэтому при обороне аэродрома офицеры фактически возглавляли отделения, и оставался необходимый минимум специалистов для обслуживания техники.

Один за другим к окопу, пригнувшись, подбегали назначенные защитники и быстро скатывались в траншею. Понадобилось совсем немного времени, чтобы лишнее движение прекратилось, каждый занял свое место и приготовился к бою. Я осторожно выглянул в бойницу. По проселочной дороге, выходящей из леса, ехали три мотоцикла. По всей видимости, их обнаружил секрет, который сидел где-то на опушке леса и наблюдал за дорогой. Командиры предпочли на всякий случай объявить тревогу, хотя с девятью мотоциклистами, если они окажутся немцами, справились бы и посты без дополнительного усиления. Пулеметов у них хватало, укрытия подготовили хорошо. Справились бы. Но логика командиров тоже была понятна. А может быть, сзади едет еще кто? Лучше быть во всеоружии!

Мотоциклисты действительно оказались немецкими. Даже без бинокля я различил их форму и характерной формы каски. И в тот самый миг, когда я понял, что передо мной враг, у кого-то не выдержали нервы. Длинная и не слишком умело направленная очередь понеслась к мотоциклистам. Первая машина вильнула и завалилась, но две другие, резко крутнувшись, понеслись назад. По ним стреляли несколько пулеметов, но так и не попали.

А из леса выкатилось еще несколько мотоциклов и два броневика. Теперь немцы спешились на приличном расстоянии, развернулись в цепь и осторожно перебежками двинулись в нашу сторону. Было их не слишком много, несколько десятков, но шедшие за цепью два бронетранспортера придавали им уверенности. В конце концов, по ним стреляли не слишком плотно. Никаких признаков того, что нас здесь много, они не видели, поэтому прощупать оборону им скорее всего казалось делом несложным и вполне безопасным. Не будь у них бронетехники, они вряд ли вели бы себя так. Но под прикрытием тяжелых пулеметов почему бы и не попробовать?

Приближались они не спеша. Особенно не высовывались, под выстрелы не лезли. Когда наши пулеметы начали постреливать, ответили им «крупняки» с броневиков. Наши стреляли не слишком активно. На большой дистанции у немцев за счет бронетехники было некоторое преимущество. Ведь у нас, как назло, не было ни одного крупнокалиберного пулемета или установки ПТУР. А из «Калашниковых» броню не пробьешь. Будь на нашем месте какая-нибудь не слишком хорошо обученная стрелковая рота Красной Армии сорок первого, у немцев были бы все шансы. Но сейчас их ждала, пусть хоть и не образцово подготовленная, но все же пехота двадцать первого века. И на меньших дистанциях у нас было что им предъявить. Автоматы и ручные гранатометы не оставляли им никаких шансов. Мы не спешили раскрывать всю свою огневую мощь. Пусть подойдут поближе. Так продолжалось, наверное, минут пять.

Этого времени дежурному вертолету хватило, чтобы запустить двигатели, раскрутить винты и взлететь. Появление над полем боя боевого «крокодила» резко изменило соотношение сил. Когда-то я любовался тем, как пилоты из группы «Беркуты», единственной в мире пилотажной группы на боевых вертолетах, показывали пилотаж. Теперь я убедился, что они не только замечательно пилотируют вертолеты, но и стреляют прекрасно. Несколькими НАРами пилот накрыл сначала броневики, а потом и мотоциклы немцев. Отстрелявшись, вертолет пронесся вперед. Наверное, проверял, нет ли еще кого на лесной дороге, и исчез за деревьями.

Воспользовавшись передышкой, немцы дружно рванули к лесу, провожаемые плотным автоматным огнем. Теперь уже не было смысла сдерживаться, стреляли от души, хоть и почти бесполезно.

Немцы убегали. Но «крокодил» скрылся ненадолго. Фигуры в фельдграу не пробежали и четверти пути до спасительной опушки, когда страшная тень вновь появилась над полем. Теперь снаряды легли прямо по бегущим пехотинцам. Им хватило. Уцелевшие человек пятнадцать поспешили бросить оружие и поднять руки.

Военкор Алексей Иванцов. Ленинградская область

Поезд помигал красными фонариками последнего вагона и исчез в сумерках белой ночи.

А мы с Филом сиротливо стояли на перроне станции Мга. Как нас сюда занесло? Из Чудова наш эшелон отправили в Питер почему-то не напрямую, а через Волховстрой. Прямая ветка, видимо, не справлялась с неожиданно возросшим объемом перевозок. Ну и нас, как нормальных героев, послали в обход. Впрочем, мы это уже узнали в самом Волховстрое, когда Калинин нас поднял и заставил собираться. Высадил во Мге со словами: «В сам Питер мы заезжать не будем. Да и некогда мне с вами шарахаться». Попытки сопротивления были безуспешны. Нас мягко выставили из вагона, хорошо, что без пинка под журналистский зад.

Единственное, что радовало, — Калинин выдал нам по стволу. Обычные ментовские «ПМ». Гад. Но все же лучше, чем ничего. И вот стоим мы, два простых русских… Тьфу! На часах два ночи. И светло. Не нравится мне все это. Подхватили свою кладь: я — рюкзак, Фил — спортивную сумку. Поперлись в центр Мги. Впрочем, у этого полугорода нет центра. Он весь — центр и окраина одновременно. Три с половиной улицы, четыре с четвертью дома. Около одного из этих домов стояла «шестера» с зелеными огоньками такси. Только водилы там не было.

— А давай пальнем? — предложил безбашенный Фил. — Сигналка сработает, и водила выйдет.

— Угу… Смотри. Какая-то кафешка работает. Может, он там?

Поперлись в кафешку.

Н-да… Картина маслом…

На одной из стен висит панелька телевизора. Прямо под ним сидят четыре мужика в гражданской одежде и молча, похлебывая пиво, смотрят футбол. Пахнет чем-то кислым.

— Лех, тебе не кажется, что мы в раю? Тут футбол и пиво!

— Сюрреализм какой-то, — буркнул я.

Мы подошли к стойке и громко застучали пятирублевой монеткой по ней.

— Але! Барышня? Есть живой кто?

Откуда-то снизу появилось широкоскулое заспанное лицо:

— Чего надо? — барышня оказалась большегрудой теткой возраста начального полураспада.

— Прелестная маркитантка, а не будете ли вы столь любезны налить по бокалу живительного напитка двум заплутавшим гусарам Александрийского полка? — загнул Фил. Чего-чего, а охмурять он умеет. Это у него на автомате происходит. По-моему, он может уболтать монашенку на свальный грех с неграми-бисексуалами.

— Чего? — вытаращила глаза заспанная барменша. Глядя на нее, я непроизвольно зевнул.