напоминала ему о добрых старых временах: как-никак, Нуволари, Варци и Аскари тоже сначала были мотогонщиками. «Впервые я приехал в Модену еще в 1960 году, — вспоминал Сертис, — и встретился с Феррари в старом здании «Скудерии». Помню, что в кабинете у него было темно, на стене висел портрет Дино, а над ним горела маленькая лампочка. Мистер Феррари сидел за столом в темных очках, и оставалось только удивляться, как ему удавалось что-либо сквозь них рассмотреть, поскольку в комнате и без того было хоть глаз выколи. Потом он мне сказал: «Мы готовы принять вас в состав команды. Сначала вы будете проводить испытания, потом будете участвовать в гонках на спортивных машинах, а уж потом — на машинах Формулы-1». После этого он зачитал мне список своих водителей — настолько впечатляющий, что я еще подумал: «А я-то ему зачем понадобился?» А потом он пригласил меня в Маранелло. Мне показали цех, где строились гоночные машины; объяснения давал Кити. Он ни словом не обмолвился о тренировочной программе для начинающих гонщиков, и я подумал, что мне браться за такое дело еще рано. Поэтому я сказал, что принять предложение мистера Феррари пока не могу. Мне сказали, что мистер Феррари подобное предложение во второй раз не делает. «Я дам согласие, когда буду готов», — твердо сказал я. Помнится, это мое высказывание ни у кого особого восторга не вызвало».

Сертис надеялся на следующий год сесть за руль Lotus в команде Колина Чеимена, но ему такой возможности не предоставили. Поэтому он участвовал в сезоне 1961 года, управляя Cooper, который выставлял на гонки некий частный предприниматель. Стоя где-то посреди стартового поля, он с завистью наблюдал за тем, как срывалась с места и уходила вперед Ferrari Фила Хилла, ставшего впоследствии чемпионом. Сезон 1962 года Сертис провел в попытках создать на паях со своим приятелем Эриком Бродли новую гоночную команду Lola. Хотя такого рода предпринимательская деятельность помогла ему освоить специальность менеджера, а также усовершенствоваться на поприще автодизайнера, со временем ему пришлось признать, что особых перспектив — из-за недостаточного финансирования — у новой команды не было. По этой причине, когда в конце 1962 года Феррари снова ему позвонил, Сертис решил с переходом в «Скудерию» не затягивать. «Мне сказали: «Говорят, вы хотите создать собственную команду? Так в чем же дело? Переходите к нам на должность старшего пилота — и действуйте. Все старики у нас ушли, и наша команда как раз переживает стадию реорганизации». Я подумал: а почему бы и нет? Время сейчас для этого самое подходящее». Потом новое руководство «Скудерии» затронуло вопрос оплаты. «Мне сказали: «Мы вам много платить не сможем, поскольку вкладываем все средства в команду и развитие производства». Это была сущая правда. Фил Хилл работал фактически только за стол и кров. С другой стороны, я тоже жил в гостинице и платил за полный пансион фунт стерлингов в день. Приняв это во внимание, я еще раз все обдумал и… согласился. Я знал, что в Модене скидка мне обеспечена. Там стоит только сказать, что ты пилот Формулы-1 и работаешь у Феррари, как тебе тут же снизят цену на любой товар или услугу на пятьдесят процентов. К гонщикам итальянцы чрезвычайно щедры — и именно это мне в них больше всего и нравится».

В «Скудерии» Сертис познакомился с техническим директором фирмы Мауро Форгьери, инженерами-мотористами Франко Росси и Анджело Беллей, специалистом по коробкам передач Вальтером Сальварини, Михаэлем Маем, молодым швейцарским инженером, работавшим над проблемами непосредственного впрыска топлива, и старшими механиками Энером Векки и Джулио Борзари. Ближе всех Сертис сошелся с Вилли Мерессом, маленьким темноволосым бельгийским гонщиком, манере езды которого недоставало стабильности — на его счету было самое большое число аварий и даже раненые из числа зрителей. Ну и, конечно же, Сертис познакомился с менеджером фирмы Эудженио Драгони, о котором отзывался так: «Этот неудавшийся парфюмер был, что называется, человеком со связями. Куда они вели, в какие сферы, мне, признаться, так и не дано было до конца узнать».

А вели они прямиком в Турин — в концерн Fiat, чье руководство было весьма озабочено полученным Феррари от компании Ford предложением уступить 90 процентов своих акций за 18 миллионов долларов. Причин, почему Феррари после двадцати лет самостоятельного существования стал вдруг подумывать о продаже большей части своего достояния иностранцам, было ровным счетом три. Первая — Феррари не удовлетворяло состояние итальянской металлургической промышленности, которую постоянно лихорадило, что отражалось на поставках необходимых ему металлических конструкций, узлов и деталей. Вторая — уход большинства ведущих сотрудников ослабил фирму, и он не мог этого не понимать, хотя в силу привычки и продолжал делать вид, будто ничего особенного не произошло. Между тем ему было уже шестьдесят три года, и необходимость вечно тащить на себе воз неразрешимых проблем уже начала его утомлять. И третья — смерть сына и последовавший вслед за тем кризис в семье нарушили установленный им тонкий баланс отношений между супругой и матерью, с одной стороны, и его работой и личной жизнью — с другой. Скандалы множились; мать и жена в один голос требовали от Феррари, чтобы он поменьше работал и больше времени проводил дома.

Пока люди на всех углах обсуждали судьбу «Скудерии Феррари», в Италию прилетела делегация компании Ford, которая, прежде чем приступить к обсуждению условий сделки, собиралась провести основательную ревизию финансового положения компании.

20 мая 1963 года представители Ford после всесторонней проверки дел «Скудерии» составили проект соглашения, где, помимо всего прочего, говорилось, что «малейшее превышение ежегодного бюджета «Скудерии», составляющего отныне 450 миллионов лир (250 тысяч долларов), Феррари должен лично согласовывать с руководством компании». По словам Франко Гоцци, который присутствовал на этих переговорах, Феррари, прочитав проект, выхватил из кармана авторучку и, жирно подчеркнув фиолетовыми чернилами слова «должен» и «согласовывать», грозным голосом заявил, что «означенные условия сводят на нет обещанную ему компанией Ford полную свободу действий». Далее, если верить Гоцци, Феррари обрушил на американцев настоящий шквал оскорблений и ругательств, среди которых попадались выражения, «которые нельзя было отыскать ни в одном словаре». Потом он, опять-таки по словам Гоцци, повернулся к нему и негромко сказал: «Что-то есть хочется. Может, пойдем пообедаем?» С этими словами он вышел из комнаты, оставив состоявшую из четырнадцати человек делегацию компании Ford в полном недоумении относительно его дальнейших планов. И это не говоря уже о том, что американцы, на которых вылили целый ушат брани, чувствовали себя как оплеванные».

Генри