В один из своих визитов синьора Лаура учинила Гардини и Делла Каза шумный скандал и так разошлась, что отхлестала первого по щекам. Это, что называется, стало началом конца. Были, разумеется, и другие причины, заставившие сотрудников «Скудерии» подыскивать себе новое место работы. К примеру, Феррари вызвал всеобщее возмущение тем, что после одержанных Хил-лом и Гинтером побед попытался навязать им новый контракт, где была проставлена сумма, которая была меньше прошлогодней. Когда же Гинтер в ответ на это заявил, что уйдет от него в BRM, Феррари позвонил на проходную и велел охране при выходе его обыскать. Кроме того, Феррари не позволил Тавони и Кити поехать на похороны к фон Трипсу. Позже Кити осознал, что Феррари сделал это из-за страха перед журналиста ми. Он боялся, что его сотрудники, давая интервью, скажут что-нибудь лишнее относительно катастрофы в Монце. К концу 1961 года обстановка в «Скудерии» накалилась до предела — в том числе и из-за денег. Старшие сотрудники попросили прибавку, наивно полагая, что успешно завершившийся сезон заставит Феррари хоть немного раскошелиться. Феррари, однако, поднимал зарплату только в том случае, когда был убежден, что без этого не обойтись. Обыкновенно же он давал своим людям понять, что в Италии желающих занять их место предостаточно. Но на этот раз он получил коллективное письмо, подписанное почти всеми его сотрудниками. Феррари прочитал письмо, понял, что руководство «Скудерии» подняло против него бунт, и, чертыхнувшись, захлопнул двери своего кабинета прямо перед носом у просителей.

Интересно, что через тридцать дней после своего скоропалительного ухода Джиберти и Делла Каза снова вернулись на фирму и попыток бунтовать против своего босса больше не предпринимали. Феррари же сделал вид, будто ничего не случилось, и позволил им возобновить работу. Но это была, что называется, «старая гвардия». Все остальные «дезертиры» осели на других фирмах и предприятиях, а Кити и Гардини даже сделали попытку организовать новую компанию по модернизации для гонок различных спортивных и туристических автомобилей. В этом начинании их поддержали три состоятельных человека. Первым откликнулся на их предложение аристократ граф Джованни Вольпи ди Мисурата, имевший собственную гоночную команду «Скудерия Серениссима», пилоты которой ездили на автомобилях марки Ferrari. Вторым спонсором был тосканский промышленник Джорджо Билли, а третьим — Хайме Ортис Патино, владелец боливийских оловянных рудников.

Феррари между тем зализывал раны: пытался восстановить структуру компании, которая основательно пострадала после ухода ее руководящего звена. Для прессы было сделано вдохновляющее объявление, что в 1962 году компания собирается выпустить более шестисот спортивных автомобилей разных классов. Это было вдвое больше того, что фабрика произвела двумя годами раньше. Феррари не сомневался, что такие машины, как тип 250 GT и модель 410 Super America, вызовут среди знатоков автотехники настоящий фурор — ведь над их кузовами трудились лучшие конструкторы и художники известных дизайнерских фирм «Скальетти» (Молена), «Туринг» (Милан) и «Пининфарина» (Турин). В Маранелло по-прежнему не было отбоя от посетителей. Среди клиентов «Скудерии» встречались такие знаменитости, как кинозвезды Марчелло Мастрояни и Моника Витти, пианист Артуро Бенедетти Микеланджели, дирижеры Артуро Тосканини и Герберт фон Кароян, а также особы королевской крови — шах Ирана, бывший король Бельгии Леопольд, принцесса Мария-Габриэлла Савойская и самый давний и преданный клиент Феррари принц Бернгард Нидерландский. Принц Бернгард посылал Энцо поздравительные телеграммы всякий раз, когда его команда выигрывала Гран При; жена принца в этой связи говорила, что ее супруг считает столицей Италии не Рим, а Маранелло.

Зимой Феррари посетил еще один гость: знаменитый британский гонщик Стирлинг Мосс, которого Энцо частенько сравнивал с Нуволари и с помощью которого надеялся быстро поправить свои дела. Феррари попотчевал Мосса обедом в ресторане «Каваллино», а потом сделал ему предложение, какого до сих пор никому еще не делал — даже Нуволари. Он сказал: «Расскажите мне о машине, на какой вы хотели бы ездить, и я вам ее по строю». С тех пор как у Мосса десять лет назад вышла стычка с Феррари в городе Бари, англичанин крайне редко садился за руль автомобиля этой марки. Но, как говорится, редко, да метко. К примеру, он дважды выигрывал кубок «Турист Трофи» в Гудвуде на принадлежавшей Робу Уокеру Ferrari 250 GT. Второй раз победа словно сама шла Моссу в руки и далась ему так просто, что в пути он включил радио и стал слушать взволнованный рассказ комментатора о ходе соревнований. Надо сказать, что Мосс при всех своих талантах не умел одного — выбирать перспективную команду. Четыре года подряд он заканчивал чемпионат вторым и третьим — на протяжении трех лет. Подобно многим болельщикам Мосса, Феррари считал, что англичанину не хватает удачи и он, очень может быть, так никогда чемпионом и не станет. Моссу, возможно, и впрямь не хватало удачи, зато самомнения и независимости в его характере было с избытком. На предложение Феррари он ответил так: «Я поеду на вашей машине, но при условии, что вы передадите ее Бобу Уокеру и выкрасите в его «фирменный» темно-синий цвет. Вашим людям останется лишь поддерживать машину на ходу и при необходимости ремонтировать». Феррари, на удивление, согласился. Потом они обсудили с англичанином проект соответствующего договора, а также кое-какие планы на будущее. Феррари хотел, чтобы Мосс участвовал в гонках на принадлежавших его компании спортивных машинах и машинах класса «Гран Туризмо». Феррари торжествовал: он не сомневался, что рано или поздно Мосс будет одним из его гонщиков. Прологом к будущему сотрудничеству этих двух упрямцев должны были стать двенадцатичасовые гонки в Себринге 25 марта 1962 года. Моссу предложили управлять принадлежавшей Кинетти Ferrari 250 Testarossa вместе с Иннесом Айрлэндом.

Поначалу гонка складывалась для молодых людей довольно удачно, но позже их дисквалифицировали — за то, что они сменили тормозные колодки чуть раньше, чем это дозволялось правилами. В понедельник, 24 аире-ля, — ровно за месяц до начала открывавшего сезон Гран При Монако, Мосс, участвуя на Lotus во второразрядных соревнованиях в Гудвуде, неожиданно потерял управление, вылетел с трассы и получил серьезную травму черепа. Хотя Мосс, подобно Нуволари, поднимался на ноги после аварии довольно быстро, на этот раз период выздоровления затянулся. Проведя в госпиталях и реабилитационных центрах не менее года и наслушавшись всевозможных спекуляций на свой счет, Мосс решил наконец лично проверить, на что он годен. Однажды утром он удрал в Гудвуд, вывел из боксов свой Lotus и сделал на нем на разных режимах несколько кругов по испытательной трассе. Результаты