— Зачем мне врать?

— Как это зачем? — пожал плечами Энки. — Зачем люди лгут? Чтобы скрыть правду. Или чтобы сказать то, что другие хотят услышать. Твой отец ведь поверил во все это?

Лицо Регины по-прежнему оставалось бесстрастным — боевое ядро Жнеца позволяет отлично контролировать эмоции. Но всё же я уловил в её позе, во взгляде неуловимые изменения. Она будто бы испугалась этих вроде бы безобидных вопросов.

— Высокородная мона, — продолжал небрежно рассуждать Энки, не сводя с неё взгляда. — И не просто высокородная, а одна из самых знатных среди арранов Аксиса… Вдруг бросает беззаботную жизнь в Белых башнях Альтасара. Вместо ухаживаний бесчисленных претендентов на руку и сердце — обет безбрачия. Вместо балов и званых ужинов — пот, боль, синяки и прочие тяготы тренировочных полигонов. Мало того, она становится прямо одержимой старым рыцарским кодексом Жнецов. В который, откровенно говоря, на Аксисе уже не верят даже дети. В чём же здесь дело? Может, ты просто от чего-то прячешься, девочка?

Голос его был негромким, но каким-то завораживающим и в то же время вызывающим смутное беспокойство, так что все мы невольно притихли, наблюдая за их диалогом. Регина сжалась, опустив глаза, а потом и вовсе наклонив голову так, что лица её было почти не разглядеть в тусклом свете костра.

Одна Хестия снова не прониклась и, понаблюдав за происходящим, бесцеремонно вклинилась:

— Да что ты к ней привязался? Ну, хочет она отомстить за брата. Вот тут я её очень даже понимаю. Без обид, здоровяк.

Зверь снисходительно хмыкнул.

— Да какие уж обиды? С тех пор, как я убил своего первого врага, кто только не грозился мне отомстить. Уж девчонку Ортосов как-нибудь потерплю. Пусть занимает очередь. Но, если хочешь знать, твой обожаемый братец сам нарвался. Налетел на меня раненого. Почему-то возомнил, что сможет справиться…

Энки не сводил с Регины гипнотизирующего взгляда, будто видел что-то, скрытое от наших глаз. На губах его играла странная, едва заметная улыбка.

— Это неважно. Ты убил его. Ты убил Ескандира Ортоса, — рассеянно проговорил он, даже не взглянув на Гарримара. — Брата, которого она так любила… Как брата, разумеется.

Регина вздрогнула, и вдруг клинок с громким металлическим щелчком вырвался из её наруча. Она с неожиданной яростью ударила им в пол, и острие заскрипело о камень, высекая крошку.

— Я… его… ненавидела… Ненавижу их обоих! — дрожащим от напряжения голосом прорычала она, поднимая заблестевшее от слёз лицо. Глаза её расширились, будто она и сама пришла в ужас от того, что произнесла это вслух.

— Я знаю, девочка, — неожиданно мягко, почти шёпотом произнес Энки. — Теперь вижу. Всё, что ты делала в последние годы…

Он задумчиво покачал головой.

— Ты ведь не отомстить за него хочешь. И не вернуть его. Ты хочешь его заменить. Стать таким же, как он. Нет, даже не так. Лучше него. Таким, каким сама видела его в детстве, глядя снизу вверх, как на сияющее божество… Пока он не разрушил всё это.

Регина зарычала, пропахав клинком борозду по камню, вскочила на ноги. Белые глянцевые пластины её шлема пришли в движение, скрывая испуганное, перекошенное лицо.

— Не лезь в мою голову, демон! — яростно выкрикнула она и ринулась куда-то в темноту, переполошив людей у большого костра, которые уже по большей части начали укладываться спать. Судя по всему, рванула прямиком к главному выходу из пещеры.

Это произвело впечатление на всех, даже не Зверя. Мы, как по команде, проводили взглядами убежавшую Жницу, а потом дружно воззрились на Энки. Тот, похоже, был крайне доволен эффектом.

— Находить скелеты в чужих шкафах порой так занимательно… — промурлыкал он. — Не бойся, Ян, она вернётся. В крайнем случае, постараемся справиться без неё.

— Слушай, завязывай ты с такими выходками. Можешь, наконец, объяснить, что ты задумал? — прошипел я на русском.

— Я думал, это и так понятно, — пожал он плечами. — Я понемногу восстановил силу. Но пока этого недостаточно.

— Недостаточно для чего?

— Для возвращения в Лабиринт, конечно. Не думал же ты, что я и правда собираюсь застрять в мире смертных? Я — часть Лабиринта, его инструмент. Без него я просто обречён.

— А как же наш уговор?

— Он в силе, — с некоторой обидой отозвался он. — Мне казалось, мы доверяем друг другу. У нас ведь общий враг. И я не о Красной руке. Они, конечно, неприятные ребята, но куда опаснее тот, кто стоит за ними. Его щупальца, похоже, простираются далеко за пределы Аксиса. И, кажется, он достал-таки одну нашу общую знакомую.

— Эреш?

— Я слышу её… зов. Это началось недавно, и ей наверняка приходится прилагать немало усилий, чтобы дотянуться до меня даже здесь. Но он слабеет. Вообще, должно быть, она в отчаянии, раз решила обратиться ко мне.

— Может, это просто ловушка?

— Может быть, — согласился он. — И именно поэтому я не хочу соваться к ней в одиночку.

Остаток ночи прошёл относительно спокойно, я даже успел немного поспать. К тому времени Ама закончила анализ генетического материала шагроса и выдала на его основе несколько вариантов генного импринтинга. Это всё здорово напоминало описания каких-нибудь апгрейдов в компьютерной игре. Вот только относиться к этому столь же легко не получалось, потому что речь шла о серьёзных изменениях собственного тела.

Впрочем, Рубикон уже перейдён. Максимальный тюнинг всех основных систем организма с помощью амальгамы я уже провёл, плюс решился на «Кожу колгара», «Каменные кости» и «Глаз Абраксиса». Так что грань, после которой меня уже нельзя считать обычным человеком, давно пройдена. Я — мутант. И даже если сейчас забрать у меня амальгаму, этого не изменить. Весь вопрос в том, где я проведу для себя следующую грань — у которой надо будет остановиться.

Это как с увлечением татуировками. Первую я сделал лет в двадцать — на предплечье. Небольшой, но отлично прорисованный каракурт в окружении фрагмента паутины. Цветной, с яркими оранжевыми пятнами на брюшке. Тату на видном месте, постоянно бросалось в глаза, и так я пытался бороться со своей арахнофобией.

Решился я на этот эксперимент не сразу — года три обдумывал. Зато следующие тату появлялись все быстрее и быстрее. Картинка с пауком обрастала новыми деталями, подробностями, и в итоге превратилась в полноценный «рукав» от запястья до плеча. А потом пришёл черед второй руки, потом тату перетекли на грудь, начали появляться идеи всё новых рисунков…

Посещая тату-салоны, я насмотрелся на ребят, которые не успели вовремя остановиться. Поэтому прекратил всё разом, одним волевым решением. Просто представил себе, в кого превращусь, если буду «забиваться» до упора.

Вот и сейчас, просматривая описания генных модификаций, я мысленно примерял их на себя, держа в уме, что эти изменения необратимы. Соглашусь ли я с этим жить до конца своих дней?