Они осмотрели нефрит и обнаружили в нем след от удара кинжалом глубиной в несколько фэней. С тех пор Лю стал с особым почтением относиться к Инь-нян.

В восьмом году «Юаньхэ» Лю предстояло отбыть ко двору для доклада. Инь-нян не пожелала сопровождать его.

— Отныне, — сказала она, — я отправляюсь на поиски мудрых отшельников. Вас же прошу не оставить своими заботами моего мужа.

Лю выполнил все, как обещал. Она скрылась куда-то, и он совсем потерял ее из виду. Когда Лю скончался, Инь-нян приехала на осле в столицу и горько рыдала у его гроба, затем вновь исчезла. В год «Кайчэн» сын его по имени Цзун был назначен правителем области Лянчжоу. Добравшись до земель Шу, он на постоялом дворе повстречал Инь-нян. Лицом она совсем не изменилась и, как прежде, путешествовала все на том же белом осле. Она очень обрадовалась их встрече.

— Вас, господин, ожидает большое несчастье, — поведала ему Инь-нян. — Вам не следует принимать эту должность.

Она достала шарик какого-то снадобья и заставила Цзуна его проглотить.

— Если хотите избегнуть беды, в будущем году непременно оставьте вашу должность и поспешите в Лоян. Мое средство будет хранить вас только один год, не дольше, помните это.

Цзун не очень поверил ее словам. Он предложил ей в подарок много шелков, пестрых и плотных, но Инь-нян ничего не взяла. Они выпили вдвоем вина и, попрощавшись, разъехались в разные стороны. Цзун не отказался от должности и через год скончался в Лянчжоу. С тех лор никто из людей больше не видел Инь-нян.

Хуанфу Мэй

Возмездие

[243]

В год «Гэнъинь» правления «Сяньтун»[244] случился в Лоши великий голод. Вздорожало зерно. Трупы простолюдинов валялись непогребенными в канавах и на межах полей. Ко времени выкормки шелкопряда листва на многих тутах была уже изглодана червем. Цзинь тутовых листьев вздорожал до одного хуаня.[245]

А у крестьянина Ван Гун-чжи из деревни к северу от постоялого двора «Ручей любви», что в уезде Синьань, листва на нескольких десятках тутов выросла на редкость густая и сочная.

Говорит как-то Гун-чжи жене:

— В такой недород, когда и самим-то есть нечего, что попусту надрываться, о шелкопрядах заботиться. Выкормим, а почем знать, в прибыли будем или убытке. Вот я и думаю: лучше продать тутовые листья по дорогой цене. Глядишь, выручим тысяч сто монет. Купим зерна на месяц, той порой и пшеница созреет. А не то и с голоду помереть не долго.

— И то верно, — согласилась жена.

Взял Гун-чжи заступ, вырыл яму, ссыпал личинки в кормушку, да и зарыл. На другой день, едва забрезжило, взвалил он на плечи корзины с листьями и зашагал в город. Там продал их, выручил три тысячи монет, купил кабанью ногу, лепешек и пошел домой. Дошел до ворот Хуайань. Видит стражник: мешок весь в крови. Сочится из него кровь на землю… Остановил он Гун-чжи и стал его строго допрашивать. Гун-чжи говорит:

— Продал я листья тута, купил лепешек и мяса, сложил все в мешок. Ничего другого в нем нет.

И просит стражника, чтобы он сам посмотрел. Развязал тот мешок, а в мешке рука человека, будто лишь сейчас отрублена. Сбежалась стража, Гун-чжи схватили и повели в караульню.

Начальник стражи велел доставить его в окружное управление Хэнани. Правителем округа был тогда Ван Гуй-чжи из Ланъе. Он повелел произвести дознание. На допросах установили, что Гун-чжи закопал личинки, продал листья, купил мяса и возвращался домой. Никого не убивал. Гун-чжи умолял проверить его слова. Правитель приказал чиновнику по судебным делам вместе с секретарем посетить деревню и осмотреть яму, куда были закопаны личинки шелкопряда.

Чиновники прибыли в деревню вместе с Гун-чжи и прежде всего собрали его ближайших соседей. Они подтвердили слова обвиняемого: да, они знают, что Гун-чжи закопал личинки, это верно, а иных провинностей за ним нет. Тогда в присутствии толпы крестьян и самого Гун-чжи разрыли яму. Нашли кормушку. В ней лежал труп человека, левая рука у него была отрублена. Достали руку из мешка, приложили к телу, в точности подходит. Вновь предстал Гун-чжи перед правителем округа, и тот сказал:

— Ван Гун-чжи никого не убивал. Он лишь зарыл личинки шелкопряда. В этом его вина. По законам его можно бы и помиловать, и все же он не заслуживает снисхождения. Ведь из всех червеобразных, населяющих землю, лишь один шелкопряд священен.[246] В нем сокрыто начало нити, дающей шелк. Вот почему уничтожить его личинки столь же преступно, как убить человека. Виновного следует сурово покарать, дабы пресечь и в будущем подобные злодеяния.[247]

И повелел бить Гун-чжи до смерти на базарной площади. Потом послали осмотреть яму, где лежал труп человека, и не нашли его: он превратился в кучку полусгнивших личинок шелкопряда.

Юань Цзяо

Служанка наместника

[248]

Хун Сянь была служанкой лучжоуского наместника Сюэ Суна.[249] Прекрасная музыкантша, воспитанная на конфуцианских классических книгах и династийных историях, она выполняла многие поручения Сюэ Суна, и он называл ее своей правой рукой.

Как-то раз во время пира, на который наместник пригласил военных сановников, Хун Сянь сказала ему:

— Барабан из овечьей кожи гудит так печально! Неспроста это. Верно, у барабанщика какая-то беда.

— Ты права, — ответил Сюэ Сун, тоже тонко понимавший музыку. Он призвал к себе барабанщика и спросил его, что с ним случилось.

— Моя жена умерла вчера ночью, — ответил тот, — но я не решался просить у вас отпуска.[250]

Сюэ Сун отпустил барабанщика домой.