По данным Международного института по исследованию проблем мира в Стокгольме (Stokcholm International Peace Research Institute — SIPRI), в 1959 году стратегические вооружения США и СССР соотносились: по носителям ядерного оружия как 1551 к 108; по количеству ядерных зарядов на них как 2496 к 283, соответственно. Причем американские ядерные средства передового базирования — авиация и ракеты — в Европе и на кораблях, достигающие территории Советского Союза, SIPRI в расчет не брал. СССР же такими средствами не обладал.

Здесь необходимо сказать о наставлении Громыко, которое он дал в марте 1962 года новому послу в США Анатолию Добрынину: «Единственный личный совет, который я хотел бы высказать, заключается в том, чтобы вы не торопились давать каких-либо скороспелых оценок по тем или иным действиям американской администрации, даже если внешне они и могли носить какой-то сенсационный характер».

Министр намекал на взрывной характер Хрущева и предупреждал собеседника об опасности, могущей неожиданно явиться из неадекватного восприятия лидером дипломатических донесений. К тому же он не был «сторонником конфронтации с США и старался по возможности избегать их. Он ценил элементы стабильности в этих отношениях, хотя и не настаивал должным образом на своем мнении, если это расходилось с мнением напористого Хрущева. («Надо отдать должное Громыко: в частном разговоре с ним он обычно высказывал откровенно свою точку зрения, но не доводил дело до серьезного спора, тем более в присутствии других членов советского руководства».)

В общем, Хрущев и, соответственно, Громыко осенью 1962 года находились в очень трудном положении. К главной внешнеполитической проблеме, германскому вопросу, вдруг присоединилась Куба. Это напоминало ситуацию с Испанией в 1936 году, когда Сталину пришлось вопреки интересам СССР оказывать помощь республиканскому правительству и тем самым обострять отношения с Англией и Францией, ставя под удар лелеемую им систему коллективной безопасности. Точно также и Хрущев, считавший войну с Америкой недопустимой, был вынужден защищать Кубу, идя на риск прямого столкновения.

Кеннеди тоже считал бессмысленным начинать войну из-за Западного Берлина, предлагал «дать Советскому Союзу любые гарантии, что не передадим западным немцам ядерного оружия», и говорил о возможности постепенного отвода американских и советских войск из Европы. Если бы вдруг ожил Сталин, он наверняка был бы доволен. Однако идея вывода войск не вызвала одобрения в Москве, так как опасались, что это скажется «на стабильности режимов в странах Восточной Европы» (А. Добрынин). Москва уже не могла превратить коммунистические правительства в странах Восточной Европы просто в демократические. Времена изменились.

В апреле 1962 года министр обороны Родион Малиновский доложил Хрущеву о преимуществе американцев в ракетной технике и о том, что они закончили размещение ядерных боеголовок «Юпитер» в Турции. Хрущев быстро сообразил, что надо предпринимать в ответ что-то неожиданное: «А что, если запустить в штаны дяди Сэма нашего ежа?»

Он имел в виду Кубу.

«Однако Громыко, если верить его воспоминаниям, все же воспротивился: “…Завоз на Кубу наших ядерных ракет вызовет в Соединенных Штатах политический взрыв. В этом я абсолютно уверен…”».

22 октября 1962 года президент Кеннеди заявил, что Советский Союз размещает на Кубе ракетное оружие.

14 октября воздушная разведка американцев зафиксировала строительство на острове пусковых ракетных установок, которые, как определили эксперты, могли поразить Восточное побережье США, включая Вашингтон и Нью-Йорк. (Всего США располагали пятью тысячами единиц ядерного оружия, обеспеченных средствами доставки, у СССР их было всего 300 единиц.) Для Вашингтона действия Москвы были необъяснимыми. Там не могли понять, почему русские идут на огромный риск, зная о многократном превосходстве США в ракетно-ядерных вооружениях.

Кеннеди принял решение о блокаде Кубы, не исключая, впрочем, и иных действий, начиная от военного вторжения и кончая переговорами с Хрущевым по дипломатическим каналам.

Вокруг Кубы было сформировано кольцо, которое составили 25 эсминцев, два крейсера, несколько авианосцев и подводных лодок и большое число вспомогательных судов.

В это время на Кубе уже находились 42 советские ракеты СС-4, в том числе с ядерными зарядами, советская бригада численностью 40 тысяч человек и продолжался монтаж новых установок.

Американские военные торопили Кеннеди дать согласие на вторжение, он, однако, тянул с ответом, не желая нападать первым и надеясь на мирные методы.

В этой истории, которая могла закончиться первой мировой атомной войной, обратим внимание на методы, которыми тогда действовало советское правительство. Оно использовало по меньшей мере три независимых друг от друга канала — по линии МИД, внешней разведки КГБ (Первое главное управление — ПГУ) и военной разведки Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба. Информация от ПГУ и ГРУ, приходившая в Москву, не попадала в МИД, не получала соответствующей аналитической обработки и оценки, а направлялась прямо Хрущеву (которого Государственный секретарь Дин Раек называл «сумасшедшим», имея в виду его непредсказуемость).

18 октября 1962 года в Овальном кабинете Белого дома состоялась встреча президента Кеннеди с Громыко и Добрыниным. Громыко отмечал, что Кеннеди и Раек напряжены; Государственный секретарь «красен, как рак». Советский министр сказал о том, что американцы напрасно так боятся Гаваны: Советский Союз ручается за то, что Кастро никому не угрожает. Согласно записям Громыко, президент охарактеризовал ситуацию как «самую опасную со времен войны» и заметил, что «не имеет представления, чем все это кончится». Он добавил, что не намерен вторгаться на Кубу и старается сдерживать тех, кто выступает за такое развитие событий.

В своих мемуарах Андрей Андреевич признался, что эта встреча была самой трудной в его дипломатической практике. Еще бы, добавим мы, ведь он знал, что на Кубе уже стоят ракеты средней дальности с ядерными боеголовками.

Тем не менее его мемуары дышат олимпийским спокойствием.

«Я отметил:

— Решение подавляющего большинства международных проблем является результатом переговоров между государствами и заявлений, в которых правительства излагают позиции по тем или иным вопросам.

Американскому президенту тем самым ясно давалось понять, что если у США есть какие-либо претензии к Кубе или Советскому Союзу, то их необходимо разрешить мирными средствами. Угрозы и шантаж в этой обстановке неуместны.

В то же время от имени советского руководства я заявил Кеннеди:

— В условиях, когда США предпринимают враждебные действия против Кубы, а заодно и против государств, которые поддерживают с ней добрые отношения, уважают ее независимость и оказывают ей в трудный для нее час помощь, Советский Союз не будет играть роль стороннего наблюдателя. Шестидесятые годы XX века — не середина XIX века, не времена раздела мира на колонии и не та пора, когда жертва агрессии могла подать свой голос только через несколько недель после нападения на нее. СССР — великая держава, и он не будет просто зрителем, когда возникает угроза развязывания большой войны в связи ли с вопросом о Кубе или в связи с положением в каком-либо другом районе мира.