Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но наш патруль сообщает, что никаких беспорядков нет, присутствие Стражи заметно на улицах, люди размахивают флагами и распевают национальный гимн.
— И до вас по-прежнему не доходит? — ухмыльнулся Карцер. — Майор, ты когда-нибудь распевал на улице национальный гимн?
— Ну, нет…
— Кого туда назначил его сиятельство? — спросил Препиракль.
Майор Клайв Маунтджой-Дубс перебрал лежащие на столе бумаги. Обнаружив нужную запись, он даже побледнел.
— Ржава, — ответил он.
— Ну и ну, какой удар.
— Думаю, он уже мертв, — сказал Карцер, и майор с трудом сдержался, чтобы ничем не выдать свою радость. — Человек, взявший на себя командование, называет себя Джоном Килем. Но он самозванец. Настоящий Киль лежит в покойницкой.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил майор.
— Мы в Особом отделе умеем добывать сведения, — хмыкнул Карцер.
— Да уж, я слышал, — пробормотал капитан.
— В городе военное положение, господа, а значит, военные должны оказывать содействие гражданской власти, — продолжал Карцер. — То есть мне. И вы окажете его мне немедленно. Конечно, вы можете послать на бал пару гонцов, но вряд ли это будет мудро с точки зрения карьеры. Поэтому я прошу, чтобы ваши люди помогли нам осуществить… небольшое хирургическое вмешательство.
Майор молча смотрел на него. Карцер вызывал у него беспредельное отвращение. Но Маунтджой-Дубс совсем недавно стал майором и, как все только что произведенные в чин офицеры, надеялся оставаться в своем нынешнем положении достаточно долго для того, чтобы нашивки потускнели.
Он заставил себя улыбнуться.
— У тебя и твоих людей был трудный день, сержант, — промолвил он. — Почему бы тебе не пройти в палатку офицерской столовой, пока я переговорю с другими офицерами?
Карцер встал так резко, что майор даже вздрогнул. Потом наклонился, опершись костяшками пальцев на стол.
— Да, сынок, ты уж с ними переговори… — сказал он.
И, одарив майора ухмылкой столь же малоприятной, как зубья ржавой пилы, развернулся и вышел из палатки.
Тишину нарушил Препиракль.
— Он есть в списке офицеров, который Загорло прислал нам вчера, и, боюсь, формально он прав.
— Хочешь сказать, мы должны выполнять его приказы?
— Нет. Но он имеет права попросить у тебя помощи.
— А я имею право ему отказать?
— Да, конечно, но…
— …мне придется объяснить его светлости, почему я это сделал?
— Вот именно.
— Но этот человек — злобная тварь! Ты не раз видел таких, как он. Мародеров, подонков, убийц. Таких, как он, мы вешаем, чтоб другим неповадно было.
— Гм…
— Что еще?
— Он прав в одном. Я просмотрел рапорты, и это действительно странно. Слишком спокойно на этой улице Паточной Шахты.
— А разве это плохо?
— Это невозможно, Клайв. Учитывая все факты. Сам посмотри, вот тут написано, что на тамошний участок Стражи никто даже не нападал. Э… Кстати, твой капитан Бернс, который видел этого Киля или того, кто называется себя Килем, говорит, что если этот человек — сержант Стражи, то он, Бернс, — дядя обезьяны. По его словам, этот человек привык командовать всерьез. И сказать по чести, мне даже показалось, что тот тип глянулся твоему Бернсу.
— О боги, Том, помоги мне выкрутиться! — взмолился майор.
— Немедленно пошли туда несколько человек. Как бы в неофициальный патруль. Попытайся добыть достоверную информацию. Полчаса мы можем себе позволить.
— Правильно! Правильно! Отличная идея! — воскликнул майор, сияя от облегчения. — Займешься этим?
Торопливо отдав необходимые приказы, он откинулся на спинку стула и снова уставился на карту. По крайней мере, в общей картине наблюдалась некая закономерность. Все баррикады строились от центра. Люди как будто отгораживались от дворца и центра города. Нападения извне никто не опасался. Если бы возникла необходимость захватить окраины города, это можно было бы сделать, просто войдя через городские ворота. Скорее всего, они не охранялись совсем.
— Том?
— Да, Клайв?
— Ты когда-нибудь пел национальный гимн?
— О, много раз.
— Я имею в виду, неофициально.
— Из патриотизма? Хвала богам, нет. Все бы решили, что я сбрендил, — усмехнулся капитан.
— А как насчет флага?
— Я каждый день отдаю ему честь.
— Но ты им не размахиваешь, верно? — не сдавался майор.
— В детстве размахивал бумажным, причем частенько. В дни рождения патриция, кажется. Стояли на улицах, он проезжал мимо, и мы кричали «Ура!».
— А с тех пор?
— Ни разу, Клайв, — несколько смущенно признался капитан. — И вообще я бы заподозрил неладное, увидев человека, размахивающего флагом и распевающего национальный гимн. Так обычно поступают только какие-нибудь иноземцы.
— Правда? Почему?
— Ну, нам ведь нет нужды доказывать свой патриотизм. Это же Анк-Морпорк. Зачем нам кричать о том, что мы лучшие? Это и ежу понятно.
* * *
Эта соблазнительная теория легко могла возникнуть в голове Букли или Дрынна и даже в не особо тренированном мозгу Фреда Колона. И насколько понимал Ваймс, заключалась теория примерно в следующем:
1. Предположим, за баррикадами оказалась большая область, чем перед баррикадами. Так?
2. Типа за ними куда больше людей и самого города, чем перед ними. Понимаешь, о чем я?
3. Тогда поправь меня, сержант, если я ошибаюсь, но выходит, что мы как бы стоим перед баррикадами, ну типа напротив них, верно?
4. Тогда нас уже нельзя назвать бунтовщиками, правильно? Потому что нас больше, а большинство не может бунтовать, это же логично.
5. Таким образом получается, что мы — хорошие парни. Конечно, хорошими мы были всегда, а сейчас стали официально. Типа математически, да?
6. Поэтому мы тут подумали: можно продвинуться до Короткой улицы, потом, тихонько так, по Колиглазной, перебраться на тот берег и…
7. Сержант, у нас что, из-за этого будут неприятности?
8. Ты как-то странно на меня смотришь, сержант.
9. Извини, сержант.
Вот над этим Ваймс и размышлял. Перед ним стоял все больше беспокоящийся Фред Колон, а вокруг застыли остальные защитники баррикад, имевшие такой вид, словно их застали за незаконной игрой «Постучи в дверь и дай деру». И все смотрели на Ваймса с опаской, словно боялись, что он вот-вот взорвется.
Во всей идее просматривалась некая странная логика, правда исключающая такие факторы, как «реальная жизнь» и «здравый смысл».