– Привет, – она скромно остановилась у окна, тщательно борясь с радостной улыбкой. Всё же израненный человек лежит, нужно как-то посерьёзнее выглядеть. Пришлось даже глубокомысленно уставиться на пейзаж за стеклом.

– Привет, – ответил он и тоже покосился на окно, пытаясь разгадать, что её там заинтересовало.

– Как самочувствие?

– Нормально.

Было что-то в его взгляде. Что-то странное.

– У меня тоже всё хорошо, – сказала она, пугаясь этой странности. – Хотя ты и не спрашивал.

Он задумчиво почесал ссадину на лбу.

– Слушай, а ты кто? Я тебя знаю? А то у меня это, как его, посттравматическое. Память отшибло.

Ленка вцепилась в подоконник. Он почему-то показался самым устойчивым предметом во всём этом зыбком мире.

– Совсем? – едва слышно выдохнула она.

– Да нет, – он так жизнерадостно заулыбался, что ей стало неприятно. – Говорят, примерно месяц забыл. Но это же пустяк.

– Ну да, – она с трудом отодрала пальцы от подоконника. – Пустяк. Ладно, я пошла. Выздоравливай.

– Постой. Так я тебя знаю?

– Нет!

Она побрела в свою палату, но, благополучно потеряв Федину схему, запуталась в поворотах и заблудилась. Хотела уже забиться куда-нибудь в уголок, но на её плечо вдруг легла тяжёлая ладонь.

– Савина, почему бродим? – навис над ней суровый дядька в белом, делая грозное лицо. – Почему нарушаем постельный режим?

– Я заблудилась, – проскулила Ленка, едва сдерживая слёзы.

Профессор с интересом оглядел её, явно оценивая уровень интеллекта. А потом, запросто ухватив за руку, повёл за собой, участливо примеряясь к мелким Ленкиным шажкам.

– Скажите, – поинтересовалась Ленка, когда была водворена в одноместные хоромы и уложена в кровать. – А если у человека память после удара по голове пропала, она потом возвращается?

– В большинстве случаев – да.

– А в меньшинстве?

Сергей Петрович задумался.

– Были случаи, когда пациенты так и не вспоминали события, предшествовавшие травме. Но, как правило, это небольшой промежуток времени. Небольшой и несущественный.

– Понятно. Спасибо.

Профессор ушёл, и в хоромах стало совсем невыносимо.

Она закрыла глаза.

Тишина. До звона в ушах.

Значит, она стала этим несущественным воспоминанием. Вот так стёрлась из памяти, как будто её и не было.

– Привет.

Ленка вздрогнула от звука её голоса. В палату, неловко стукая костылём, зашла Сашка. Спортивный костюм и почему-то неровно остриженные волосы до плеч совершенно её преобразили, делая из неуклюжей дурнушки вполне интересную девчонку.

Сколова доковыляла до кровати, медленно осела на стул, осторожно пристроив загипсованную ногу.

– Чё припёрлась? Добить решила? – враждебно поинтересовалась Ленка.

– А у меня коса сгорела, – она сняла очки и, подслеповато моргая, уставилась на Ленку.

– Не надо было пожар устраивать, – Ленка кинула подушку в изголовье кровати и села. Хоть немного, но всё же подальше от неё.

– Я уеду. К бабушке. В другой город, – Сашка, опустив голову, складывала и раскладывала дужки очков, от чего они неприятно постукивали. – Мы больше не увидимся.

– Звучит оптимистично.

– Ты была моей единственной подругой.

– Слушай, Сколова, не говори ерунды. Ты меня за человека не считала.

– Зато ты меня считала, – пылко вскинулась она. – И это очень важно для меня.

– Да неужели?

Сашка стиснула очки в кулаке. Осторожно перевела дыхание, словно внутри неё сидело что-то острое и болезненное, что она боялась потревожить.

– Дашка была для меня больше чем сестра. Будто половинка. Знаешь, наверно, так у близнецов бывает. Мы любили одно и то же, думали одинаково. Я же до второго класса в Питере жила. И мы с Дашкой, как нитка с иголкой, друг за другом ходили. Всегда вместе. А когда мои родители переехали сюда, я жутко скучала. Тогда она и придумала таинственного старшего брата.

– Даша ничего о тебе не рассказывала. Я даже сейчас не уверена, что ты действительно её сестра. Может, ты и это придумала.

– Нет, это правда. Вот, – она вытащила из кармана и протянула Ленке помятую фотографию. – Это моя мама и её сестра. И мы с Дашкой.

Ленка взяла фото. Улыбающиеся, в коротких платьицах, совсем юные мамы стояли, тесно прижавшись друг другу, а перед ними так же, плечом к плечу, с серьёзными лицами стояли две девчушки. В той, что справа, Ленка узнала Дашу. А слева была Сашка. И они были очень похожи. Не как близняшки – один в один, а по-родственному, смягчённо и неуловимо.

– Ясно, – она вернула ей фотографию. – И зачем вы шифровались?

– Это я придумала. Обо мне никто не должен был знать. Такая шпионская игра, – она осторожно погладила снимок, словно живое существо. – Когда Дашка умерла, я сильно заболела. Все уже думали, что сойду с ума, а я вот оклемалась. Никто и не ожидал.

– Я правда ничего не могла сделать на том перекрёстке, – тихо сказала Ленка. – Каждый день думаю, а что, если бы позвала её, схватила за руку Она бы остановилась. Всего один шаг – и ничего бы не случилось.

– Ты ничего не могла сделать. Я знаю, – она медленно потянула ртом воздух, будто каждый вдох был болезненным. – Просто я злилась на тебя, что ты живёшь, а она нет.

– Сашенька, – худощавая женщина с измученным лицом заглянула в палату, – идём. Папа уже приехал.

– Мам, ещё пять минут. Хорошо?

Женщина, скользнув по Ленке тревожным взглядом, кивнула и так же бесшумно исчезла, закрыв дверь.

– Даже не удивляюсь воскрешению твоих родителей, – покачала головой Ленка.

Сашка понурилась, опять застучала дужками очков.

– Наговорила… Да, знаешь, когда ты в классе появилась, я тебя сразу узнала. И меня как кипятком ошпарило. Я тогда поняла, что ты должна умереть. Не знаю почему. Мне показалось, так будет справедливо.

– Тебе почти удалось.

– Лен, мне её так не хватает. Словно кусок сердца отрезали. И там теперь пусто.

– Мне тоже её не хватает, – порывисто вздохнула Ленка. – Ладно, Саш, иди. Тебя ждут.

– Лен, я не такая, – она подняла голову. – Запомни меня, пожалуйста, хорошей.

– Саш, я не знаю, какая ты, – тихо сказала Ленка.

– Ты права, – она нацепила залапанные очки и, хватаясь за костыль, встала. – Я пойду. Пока.

– Пока, – эхом отозвалась Ленка.

Сашка доковыляла до двери и остановилась, неловко примеряясь к дверной ручке.