Глухое рычание вырвалось из бесформенной утробы. Существо присело, а затем одним стремительным прыжком метнулось к Аньяру. Эльф рассек его мечом, но клинок не задел ни одного из жизненно важных органов. Он вообще не коснулся плоти: лезвие прошло сквозь туман, не причинив чудищу никакого вреда.

Аньяр знал, что рубить подобное существо мечом вовсе не бесполезно, как может показаться на первый взгляд. Где-то внутри клубка тумана таится сердце. Оно может оказаться где угодно, но это также означает, что любой удар в состоянии стать смертельным.

В последний миг Аньяр уклонился от монстра. Эльф двигался очень быстро – гораздо быстрее, чем обычный человек, и вполне мог сравниться в этом с чудовищем, которое на него напало. Оба они были истинными обитателями приграничья. Новый удар меча отсек от чудища целый клубок тумана. Очень медленно серые клочья проплыли по воздуху, на лету расточаясь, расползаясь и сливаясь с тем туманом, что колыхался между деревьями.

Аньяр присел на одной ноге, отставив другую, и выставил меч перед собой. Монстр прыгнул вновь. На сей раз клинок задел его. Раздался резкий скрежет, которому вторил отчаянный визг. Звук был почти невыносим для человеческого слуха.

Однако ни Уида, ни Талиессин даже не поморщились: они находились слишком далеко и не столько слышали происходящее, сколько знали о том, что именно происходит. Только Талиессин не был уверен, что все это творится на самом деле и не является плодом очередной фантазии Уиды. В то время как Уида не сомневалась: видение открывает ей то, что делает в эти мгновения ее отец.

Аньяр усмехнулся и попытался высвободить клинок, но меч застрял. Такое часто случалось в схватках с чудовищами приграничья: своей судорожно стиснутой плотью они зажимали клинки и выдергивали их из человеческих рук. А затем, даже и раненные, убивали безоружного противника.

Аньяр знал об этом. Он не стал бороться, выпустил меч и выхватил из-за спины кинжал. Во чреве монстра вдруг раскрылась зубастая пасть. Аньяр метнул нож прямо туда. Пасть захлопнулась вместе с ножом. Зубы заколыхались в воздухе, превращаясь в клочья тумана…

Зверь поймал Аньяра. То, что предстало эльфу уязвимым местом чудовища, оказалось всего лишь иллюзией.

Аньяр отшатнулся. Такого хитрого противника он встречал в приграничье впервые. Обычно все они попадались – если не на одну уловку, то на другую.

Зверь присел на передние лапы. Аньяр не стал дожидаться прыжка и побежал. Монстр помчался, приседая, за ним следом. Тропинку окончательно заволокло туманом. Талиессин ощутил, как напряглась рядом с ним Уида, и вдруг в тумане поплыли тяжелые красные капли. Они были похожи на круглых рыб, медленно двигающихся сквозь водную толщу.

Уида резко села, тряхнула головой. По ее лицу текли густые слезы.

Талиессин осторожно обнял ее за плечи.

– Что с тобой?

Она чуть повернула к нему заплаканное лицо.

– Разве ты не видел?

– Это был сон…

– Нет! – Она прижалась к нему, тяжело вздохнула. – Не сон. Талиессин, мой отец! Он там, в туманах!.. Он ранен, он один.

Талиессин не стал тратить времени на уговоры, ласковые нашептывания и беседы о возможном и невозможном. Он просто спросил:

– Мы можем попасть туда?

Уида отстранилась от него, уронила руки на колени. Потом встретилась с ним взглядом:

– Ты уже придумал, как выбираться из волчьей ямы?

– Нет, но я считал, что ты знаешь…

– Если бы у меня было время на раздумья, я прихватила бы с собой лопату. Или оставила бы веревку.

– То есть ты хочешь сказать, что не знаешь, как нам выбраться наружу?

– Я залезу к тебе на плечи, ты меня подсадишь, а потом я сброшу тебе веревку, – предложила Уида.

Поскольку другого выхода не было, Талиессин согласился. Некоторое время он сомневался в том, что она сдержит слово и вернется, а не сбежит. Вполне в характере Уиды было оставить его помучиться. Но она появилась над краем ямы с веревкой, и очень скоро, и это яснее всего прочего убедило Талиессина в том, что Уида действительно сильно обеспокоена.

Оба были голодны, но вспомнили об этом лишь после того, как нашли своих лошадей и пустились скакать по причудливым лесным тропам.

Уида хорошо знала дорогу. Эльфийка не раз проходила в приграничье, спасаясь от людей, которые преследовали ее, – нет, не из-за эльфийской крови, но из-за поступков, которые были обычны для Эльсион Лакар и считались преступлением среди людей. Вроде конокрадства.

Почти все эльфы никогда не покидали своих земель. Почти все – кроме четверых, для которых время непостижимым образом текло быстрее, чем для прочих. Аньяр остался последним из этих четверых.

Уида, его дочь, уже не мыслила для себя никакой другой жизни, кроме той, что некогда добровольно избрал ее отец. Изредка эльфийка делала попытки вернуться к своей матери, в таинственные, перенасыщенные светом дворцы Эльсион Лакар, которые как бы сливались с лесами, растворялись в них, размыкались навстречу деревьям и небу.

Но медленный мир Эльсион Лакар оставался для Уиды недостижимым. Она могла лишь созерцать его, не в силах по-настоящему войти внутрь, подобно тому, как человек с тоской о несбыточном может смотреть на прекрасную картину, зная, что никогда не сумеет преодолеть тонкий красочный слой и превратить для себя двухмерное пространство в трехмерное, полное объема и запахов.

Отец был близок Уиде. Они нечасто виделись, и их встречи всегда сопровождались ссорами. Сейчас она сломя голову мчалась к нему на помощь. Мчалась, подвергая опасности себя и своего мужа и заранее зная: они опоздают.

С каждым мгновением все гуще становилась мгла. В первые минуты Талиессин считал, что они въехали в густой лес и там, над пологом листвы, наступает вечер. Но мгла эта была совершенно иного свойства. Она затуманивала не только зрение, но и прочие чувства, и даже интуицию.

Талиессин несколько раз протягивал руку и касался руки Уиды – просто для того, чтобы убедиться в том, что она не снится ему, что она по-прежнему рядом. Уида, наверное, догадывалась о его мыслях, потому что всякий раз отвечала на прикосновение Талиессина легким поворотом головы и пожатием пальцев.

Неожиданно она остановилась. Талиессин проехал еще несколько шагов вперед, а затем повернул коня и приблизился к жене.

– Будь осторожен, – прошептала она. – Мы уже близко.

Он привстал на стременах, огляделся. Туман действительно был здесь гораздо гуще. Почти такой же густой, как в их общем видении.

– Видишь вон там камень? – Уида протянула руку, показала на большой обточенный временем скальный обломок, выступавший из земли на несколько локтей. Сверху камень был украшен серебристым кружевом лишайника.

– Красивый. – Талиессин сказал первое, что пришло ему в голову.