– Вставайте, вставайте.

Он стал трясти Егорку.

– Расул уже открыл двери. Становитесь возле икон, вон в том углу, там темней, и молитесь. Паломники войдут, смешайтесь с ними и уйдете.

– Что, значит, молитесь? – проворчал Егорка, – ты за кого нас принимаешь?

– Ну, делайте вид, что молитесь, нехристи.

Зевая и вздыхая, друзья поднялись со своих твердых лож, поплелись в указанный угол, и опустились на колени перед иконой какого-то святого.

– Чем измерить глубину нашего падения, – вполголоса произнес Егорка. – Что может быть горше унижения, чем мольба чужим богам. Все-таки он добился своего. Ну, Фома!

– Не обобщай, – заметил Али, – это у тебя их много, богов. А здесь, Бог един.

– Ну, да, – един, и святая троица в придачу, – возразил Егор. – Чем не многобожие. Вот они, паломники, небось с темноты дожидаются. И чего не спится людям? Ну, пошли, что ли?

– Подождем, пусть народ еще подтянется.

Пилигримы все прибывали в большой зал. Голгофа, пространство у алтаря и престола, приделы, наполнялись людьми. Смешавшись с толпой, наши герои подались к выходу. У врат стоял Фома, осеняя верующих крестным знамением. Досталось и нашим друзьям.

– Спасибо, друг, – бросил ему Али, – прости, если что не так.

– Бог простит, – ответил Фома.

Егор кивнул монаху, ни слова не говоря, и вышел.

– Холодно ты с ним простился, – заметил Али, когда они быстрым шагом покидали двор.

– За что же мне его обнимать на прощанье? За то, что без завтрака выпроваживает. Еще и на колени заставил встать, крыса церковная. Никогда ему не прощу этого. И не уговаривай меня. Куда идем?

– Сейчас увидишь, – бросил Али.

Они шли узкими крытыми улочками, пересекли площадь, обогнули рынок и вышли к дому, показавшемуся Егорке знакомым.

– Ты с ума сошел? – сказал он, – я туда не пойду.

– Вы с ума сошли! – воскликнул хозяин таверны, – у вас таки хватило совести показаться мне на глаза, после тех убытков, которых мне причинили. Уходите, прошу вас, – взмолился он, – они уже скоро сюда потянутся, похмеляться. Я имею в виду крестоносцев, если до вас еще не дошло.

– Во-первых, мы вернулись возместить вам убытки, – объявил Али.

– Этого не может быть, – воскликнул Енох, хватаясь за сердце, – вы поразили меня в самую душу своим благородством. Я никогда не видел таких совестливых людей. А что, во-вторых? Нельзя, чтобы было так гладко. Тут не может быть без подвоха. Тут должен быть какой-то подвох. Говорите, прошу вас, не томите.

– Наша комната еще свободна? – спросил Али.

– Вы знаете, я почему-то так и подумал, – воскликнул Енох, – ну что вы, это невозможно. То есть, она свободна, но об этом не может быть и речи. Еще этот скандал не замяли. Меня таскают в комендатуру каждый день давать показания. С меня взяли подписку о невыезде. Между прочим, я был арестован, и отпустили меня лишь благодаря заступничеству наместника.

– У тебя хорошие связи, – заметил Али.

– Не без этого, – довольно сказал еврей, хотя заступничество графа было для него загадкой и неожиданностью. – Короче говоря, не будем мучить друг друга неизвестностью. Сколько вы мне заплатите?

– Десять золотых динаров, – предложил Али.

– Молодой человек, вы сорите деньгами, как какой-нибудь Гарун аль Рашид. Или кто там еще, я плохо знаю мифологию. Это даже неприлично быть таким богатым. Но это ваше личное дело. Комната в вашем распоряжении. Только я вас умоляю, не выходите оттуда без предупреждения. Позвоните в колокольчик, чтобы я мог вначале доложить вам обстановку.

– Они же не подумают нас здесь искать, – запоздало пояснил Али.

– Да, да. Я уже все понял, прошу вас.

Оказавшись в комнате, Али рухнул на свою кровать. А Егорка долго стоял у окна, глядя на площадь, затем спросил:

– Тебе как спалось этой ночью?

После долгой паузы Али ответил:

– Мне виделся какой-то странный, безумно интересный сон. Но, как я ни стараюсь, я ничего не могу вспомнить.

– Представь себе со мной то же самое.

Али позвонил в колокольчик, а когда появился хозяин, сказал:

– Джакомо, принеси нам чего-нибудь и закусить. Ну, что ты смотришь? Выходить не будем. Подкрепимся немного и будем отдыхать.

– Спасибо, – сказал еврей, – по вашему обращению ко мне я понял, что вы думаете о конспирации.

Через некоторое время он принес запечатанный кувшин и корзинку с едой. Прежде чем уйти, он сказал:

– Расул интересовался вами. Если будет спрашивать, сказать, что вы здесь?

– Разумеется, – ответил Али, – для Расула мы всегда дома.

Хозяин кивнул и ушел. Али взглянул на Егорку и спросил:

– Ну, чего ждем? Кто-то жаловался, что его не покормили завтраком.

Егорка, обозревавший в окне улицу, сказал:

– Я думаю, что в ближайшие сутки нам ничего не угрожает. Мы в самом логове, здесь нас искать не будут. Ты верно все рассчитал.

– У меня тоже такое чувство, – сказал Али.

Егор мощной дланью ухватил кувшин за горло и сломал печать.

– Какой дивный дух, – сказал он, – интересно, сколько лет этому вину?

– Посмотри, Егор, как изменился круг твоих интересов. Раньше тебя интересовала лишь крепость бормотухи, то есть забористая она или нет, – заметил Али.

– Ты никак не запомнишь – браги, а не бормотухи, – поправил Егор. – А человеку свойственно развиваться и совершенствоваться. С некоторых пор я стал уделять больше внимания и отдавать предпочтение процессу перед результатом. Я вдруг понял, что это главное.

– Остановись, – сказал Али, – не надо философии, даже гастрономической. Наливай.

«Великий гроссмейстер, видимо, еще не решил, как со мной поступить, поэтому меня держат взаперти». Так думала Лада, сидя у окошка в комнате на втором этаже, и глядя во двор. Она ничего не знала о судьбе Али и Раймонда. Последнего она невольно искала глазами среди крестоносцев и злилась на него. Молодая женщина была уверена, что никто не ограничивает его свободу, поскольку он был франк и крестоносец, то есть свой. Тем не менее, рыцарь не спешил прийти к ней на помощь. Она вспоминала, как он признавался ей в любви, и не могла ему этого простить. Хотя раньше ей было все равно. Во дворе она приметила смуглую девочку, часто пробегавшую под окнами. В чертах ее лица чувствовалось что-то родное. Лада не удержалась и окликнула ее. Девочка удивленно оглянулась, но, не увидев никого, продолжила, было путь. Тогда Лада позвала ее снова. Догадавшись, что голос доносится сверху, она подняла голову и, услышав тюркское приветствие, улыбнулась.