– Во-первых, я никакой такой любви «в благодарность» не хочу. А во-вторых, откуда ей знать о моей... о чувствах моих? Я ведь ничего такого ей не говорил.

– А ты скажи!

– Скажи... – совсем закручинился Христофор. – А если я ей не нравлюсь совсем? И вообще, может быть, противен...

– Она тебе это говорила?

– Нет, не говорила... пока.

Вахрамеевна всплеснула руками.

– Так чего ж ты, чудак, сам себе на голову напраслину льешь? Эх, мужики! Ничего-то вы в сердце девичьем не читаете! Если думаешь, что бабы вас только за рост да за буйны кудри любят, ошибаешься! Как бог свят, ошибаешься! Вон смотри, видишь, слепец сидит?

Вахрамеевна указала на дальний столик, за которым только что расположились двое мужчин. Один из них, державшийся как-то по-особому уверенно и даже начальственно, был, несмотря на царивший полумрак, в плотных солнцезащитных очках.

– Вижу, – сказал Христофор, – а кто это?

– Это слепец Иоанн, по прозванию Обозный Кормщик... Как-то призвал Иоанна-кормщика пред свои ясные очи Грозный царь и спросил: «Можешь ли сделать мне в утеху телепередачу, какой до сих пор на Москве не видели?» И воскликнул Иоанн: "Могу! Прикажи, государь! " И сделал ту передачу всей Москве на диво, а царю в утеху. Тут призвал его снова Грозный царь и спрашивает: «Можешь ли учинить на Москве телеканал, чтобы равного ему не было на всей Руси, ниже за рубежами?» И воскликнул Иоанн: "Могу! Прикажи, государь! " И в полтора года сложил канал, всему люду русскому на радость, а послам иноземным на посрамленье. Тут призвал его в третий раз Грозный царь и спрашивает: «А не хочешь ли ты возглавить общегосударственную телекомпанию?» И воскликнул Иоанн: "Могу! Прикажи, государь! " Тогда приказал Грозный царь ослепить Иоанна-кормщика, чтобы никто не дерзал возглавить общегосударственную телекомпанию только потому, что он это может...

Вахрамеевна замолкла и выпила минералки.

– Так вот все девки, когда эту историю слышат, – продолжала она, – ревут белугою и тут же по бабьей жалости влюбляются в Иоанна по уши ...

В этот момент Иоанн-кормщик, по видимому, заметил, что Вахрамеевна пристально на него смотрит, и вежливо кивнул ей в ответ.

– Да ведь он зрячий! – удивленно воскликнул Христофор.

– Знамо дело, зрячий, – легко согласилась она. – Да что за беда? Уж девки повлюблялись, а назад разлюбить сердцу не прикажешь! Вот оно какое, сердце-то девичье!

– М-м-да-а... – ошеломленно протянул Христофор. – А кто это с ним?

– А это как раз паренек из лучшей на ихнем канале передачи, – пояснила Вахрамеевна. – Андрюша Бочаров, режиссер «Д. С. П. – студии»...

Христофор вздрогнул. Ему сразу вспомнился Петр Силыч Бочаров – кровожадный ифрит и оборотень. Что это, совпадение?... Ну, разумеется, совпадение! Мало ли на свете Бочаровых?... Но он уже чувствовал, что совпадение может оказаться не таким уж безобидным, ведь «Д. С. П. – студия» – это та самая передача, в которой разыгрывались бутылки «Наполеона»...

– А что, Домна Вахрамеевна, – обратился он к костюмерше, – не можете ли вы меня с ним познакомить?

– Отчего же не познакомить? Познакомлю, – согласилась Вахрамеевна. – Он мне и самой нужен. На прошлой неделе брал костюм Мурзилки и так замурзал – ничем не отстирывается! Эй, Бочарик! Можно тебя на минутку?...

... В гостиницу Гонзо вернулся незадолго до полуночи. Дверь номера оказалась незапертой, но света внутри не было, лишь у окна слабо мерцал огонек – Ольга курила, задумчиво глядя на лежащий далеко внизу ночной город. Графа в номере не обнаружилось.

– А где же Джек? – спросил Гонзо и сам удивился радостным ноткам в своем голосе.

– Спустился в кафе.

– Один?

– А я его не спрашивала, один или вчетвером...

– Вы что, поссорились? – участливо спросил Христофор.

– Вот уж тебя-то это нисколько не должно интересовать! – заявила княжна.

– То есть как... – начал было возмущаться Христофор, но Ольга вдруг выпустила ему в лицо струю дыма, и он закашлялся.

– Может быть, поговорим о делах? – сказала она. – Я вижу, ты хорошо повеселился и, судя по жирному пятну на пиджаке, неплохо поужинал...

– Ведьма ты, ведьма, – проворчал Христофор, разглядывая пиджак, – веселился я, между прочим, в одной компании с режиссером «Д. С. П. – студии».

– Правда? – Ольга заметно ожила, – и что он сказал?

– Сказал, что им нужны люди с фантазией и с такими обширными связями в КВН, как у меня. Предложил поучаствовать в одном проекте...

– Ты издеваешься надо мной?!

– А ты? – безмятежно спросил Христофор.

– Пожалуйста, Гонзик, -княжна судорожным движением раздавила сигарету в пепельнице, – давай пошутим как-нибудь в другой раз. Я, честно говоря, безумно устала, и эта скотина Милдэм меня сегодня достал... Просто скажи: что с нашими бутылками?

Христофор вздохнул. Вот и поговори с ней по душам!

– С бутылками плохо, – сказал он. – Раздали их победителям и адресов не спросили. Фамилии, правда, есть. Да что толку от их фамилий в двадцатимиллионной Москве!

– Так я и знала! – Ольга без сил опустилась на кровать. – До чего же мне не везет!

– Но не все еще потеряно! – поспешно добавил Христофор. – Мне Бочарик... Кстати, ты знаешь, у этого режиссера фамилия – Бочаров!

– Н-да? – княжна подняла голову. – Опять Бочаров?

Гонзо улыбнулся.

– Уверяю тебя, это чистое совпадение...

– А ты к нему приглядывался?

– Приглядывался, приглядывался!

– А не помнишь, тарелки, рюмки, люди – не летали по воздуху?

– Не летали! Пресс-бар, между прочим, очень приличное место. Там такие штучки не пройдут.

Ольга пожала плечами.

– Ну и что этот Бочаров?

– Да! Так вот. Он, сам того не подозревая, подал мне блестящую идею! Неизвестно, говорит, где они живут, все эти победители конкурса, но можно точно сказать, где они будут находиться в субботу вечером.

– Где? – жадно спросила княжна.

– У экранов телевизоров – вот где! Ведь не может же человек выиграть конкурс и не посмотреть на самого себя в телевизоре! Не бывает таких людей! Все они, как миленькие, будут смотреть субботнюю «Д. С. П. – студию», понимаешь? – Христофор многозначительно посмотрел на Ольгу. – В том числе и наши ифриты! Уж мы-то с тобой ифритов всяких повидали, верно? Они могут человеческий облик потерять, но с тщеславием у них все будет в порядке при любых обстоятельствах! Я прав или не прав?

– Прав! Прав! – Ольга смотрела на него с такой надеждой и такой детской доверчивостью, что Христофору захотелось ее тут же расцеловать.