– Ты что, нюхаешь меня? – подняла голову Лера.

– Я… Нет, я просто наклонился, мне так удобнее смотреть на экран. А вот на этой записи после последней цифры диск не откручивали, просто захлопнули дверцу. Спешат.

– Подожди, а это что за звуки?

– Где? – Гоша наклонился, почти касаясь щекой щеки Леры.

– Ты опять меня нюхаешь!

– Ничего я не нюхаю. Не знаю, что это трещит.

– А теперь – лязг. Опять трещит. Это же… – она повернула голову и почти ткнулась носом в щеку Гоши. – Это же машинка для пересчета денег! А вот здесь – слышишь щелчок? Это пачки перекручивают резинкой! Наличка. А ты говорил, что они деньги по банкам раскидывают – виртуально, по компьютеру. А они их просто считают с утра до ночи!

В дверь позвонили. Гоша показал Лере жестами, что он подойдет.

Пришла Маруся. Не раздеваясь, протянула Лере еще у двери ладонь в перчатке.

Что-то лежало на черной коже, завернутое в обрывок газеты.

– Саия сказала отдать это тебе.

– Вьетнамка? – удивилась Лера.

– Подожди, сначала я посмотрю! – выступил Гоша, но Маруся тут же сжала ладонь, а Лера успела его оттолкнуть и не дать дотронуться до свертка.

– Она сказала, что ты, наверное, стала настоящей королевой, – кивнула Маруся.

Чуть не упавший от сильного толчка в грудь Гоша подумал, что он паж, прислужник, презренный слуга.

Лера осторожно развернула газету. Там лежала деревянная птичка.

– Это же свисток, я помню его! – воскликнула Лера. – Откуда?…

– Она сказала… – от волнения Маруся задыхалась, – что нашла его в яме.

– В какой яме?

– Она сказала, что несколько раз приезжали незнакомые люди, и тогда Саия пряталась в яме с дверью. Там она и нашла птицу.

– Погреб Анны Родионовны! Муму! Я сейчас, я мигом! – Лера бросилась одеваться.

– Стой! – Маруся поймала ее, обхватила и прижала к себе. – Подожди! Антоша не мог эти два года просидеть в погребе. Даже если предположить, что он убежал тогда с карликами и выбрался за город на дачу. Саия сама пряталась в нем, она бы заметила явные признаки чужого присутствия.

Лера прижала деревянную птицу к лицу и глубоко вдохнула. Разочарованно посмотрела на свисток:

– Пахнет котом.

– Поехали ко мне, – попросила Маруся.

– Не могу. Не хочу нечаянно столкнуться с родителями, – отказалась Лера.

– Так и будешь все время от них прятаться?

– Я приду к ним, когда найду Антошу. Обещаю.

– Тогда я поеду домой. Поздно. Не буду вам мешать, – Маруся открыла дверь.

– В каком это смысле – мешать? – напряглась Лера.

– До свидания! – обрадовался Гоша.

На следующий день вернулся Самойлов. Гоша и Лера, не сговариваясь, умолчали о прослушивании комнаты за стеной кладовки. Самойлов был еле живой от тяжелых ощущений в области живота и головы.

– В жизни столько не пил за один присест, – сознался он. – Вьетнамка была у директора?

– Так точно, – кивнул Гоша.

– Он мне что-нибудь передавал?

– Наградил вас отгулами за хорошо проделанную работу.

– Мне кажется или я слышу в твоем голосе издевку? – уточнил Самойлов.

– Ни боже мой! – уверил Гоша. – Директор пришел в восторженное состояние от женщины, которая привезла вьетнамку.

– Не сомневаюсь, – хмыкнул Самойлов.

– Предлагаю вам правильное лечение: горячая ванна, крепкий чай с лимоном, пятьдесят граммов коньяка.

– Отлично. Потом. А сейчас я переоденусь, и мы поедем на дачу.

– К вам?… – удивился Гоша.

– Ко мне? – выбежала из гостиной Лера.

– К Анне Родионовне Сепугиной, скончавшейся от острого перитонита восемь месяцев назад.

– Ура! Мы залезем в ее погреб? – обрадовалась Лера.

– Прохор Аверьянович опять опередил компьютер, – обратил внимание Гоша.

– При чем здесь погреб? – удивился Самойлов. – Мне нужно осмотреть ее дом, поговорить с соседями, узнать, в какую церковь ходила Анна Родионовна.

– Там нет соседей. На весь поселок на зиму оставалось два или три жилых дома, – объяснила Лера.

– Посмотрим. Кто-то же взял к себе козу, когда Анну Родионовну увезли в больницу?

Чтобы не отвлекать внимание Гоши в дороге, Самойлов твердо настоял, чтобы девочка Лера села с ним на заднее сиденье. Ехали молча. Только Лера вдруг тяжело вздохнула после Кольцевой:

– Почему я не поехала тогда на дачу, не спряталась в погребе?!

– В январе? – уточнил Самойлов. – Странные какие у вас с братом представления о приятном времяпрепровождении.

– Почему мы едем к Анне Родионовне? – спросил Гоша.

– В этом деле с пропажей мальчика все очень просто. Куда побежит удравший от Снежной королевы ребенок? Туда, где он привык прятаться. Насколько я помню, он предпочитал это делать за городом. Предположим, что он добрался до вашей дачи – мир не без добрых людей. Естественно, зимой он пойдет к соседке, у которой топится печка и живет пушистая коза. Что сделает набожная соседка, когда мальчик расскажет, как его увезли на повозке с оленем к настоящему папе?

– Позвонит маме мальчика, – уверенно заявил Гоша.

– Не отвлекайся, думай о дороге! – приказал Самойлов.

– Он сказал ей, что мама и папа знают, что его хотел украсть настоящий отец, – прошептала Лера.

– Предположим, что так и было, – кивнул Самойлов. – Твои варианты дальнейшего поведения Анны Родионовны?

– Она… добрая, но себе на уме, она бы стала думать, что делать в такой ситуации, – предположила Лера.

– Правильно. Что делать, с кем посоветоваться, дело-то сложное, семейное, да еще семья чужая, как бы не навредить. И пошла тогда наша Анна Родионовна…

– В церковь, – выдохнула Лера.

– Правильно. А зачем?

– Зачем? Молиться, конечно, – теряя терпение, предположила девочка.

– А теперь неправильно. Она пошла в церковь посоветоваться, что же ей делать в такой ситуации, когда ребеночка хотели отдать другому папе и домой ехать он теперь отказывается. Вроде как на исповедь пошла, – Самойлов задумался. – А может быть, она просто привела его в храм да и оставила там, чтобы не принимать тяжесть решения на себя. Приехал бы кто-то из вашей семьи искать тогда мальчика на дачу, она бы сразу сказала, где он. Но никому ведь это и в голову не пришло.

– Что ты все – церковь, храм! – обратила внимание Лера.