обоснованным. Впрочем, возможно (и на практике такое происходит довольно часто), что сновидец мгновенно ассоциирует этого безразличного ему человека с кем-то, с кем он связан через сильное чувство или аффект. Прежде могли бы сказать: эта малозначимая фигура выпячивается в сновидении преднамеренно, для того чтобы заслонить какую-то другую фигуру, чей образ доставляет нам мучения. В этом случае я бы последовал путем природы и заметил следующее: в сновидении эмоциональное заряженное воспоминание явно заместилось безразличным мне господином X., следовательно, здесь напрашивается толкование субъективного свойства. Конечно, эта замена в сновидении равнозначна вытеснению болезненного воспоминания. Но если это воспоминание возможно потеснить так легко, вряд ли оно по-настоящему важное. Сам факт замены показывает, что этот личностный аффект допускает обезличивание. Значит, я сумел подняться над ним и впредь не вернусь к этой персональной и эмоциональной ситуации, поскольку обесценил деперсонализацию из сновидения через простое «вытеснение». Полагаю, будет правильнее рассматривать замену болезненной фигуры на безразличную как деперсонализацию прежнего личностного аффекта. Тем самым аффект, или соответствующее количество либидо, становится обезличенным, освобождается от личной привязки к объекту, и теперь я могу переместить былой реальный конфликт на субъективный уровень и попытаться понять, в какой мере он является исключительно субъективным конфликтом. Пожалуй, будет полезно, для большей ясности, проиллюстрировать сказанное коротким примером.

[511] Однажды у меня возник конфликт личного свойства с господином А., в ходе которого я постепенно пришел к убеждению, что вина лежит больше на моем оппоненте, нежели на мне. Приблизительно в то же время я увидел следующее сновидение: «Я обращаюсь к адвокату по какому-то делу, и тот, к моему неописуемому изумлению, требует за свои услуги не менее 5000 франков, против чего я решительно возражаю».

[512] Фигура адвоката была совершенно незначительным воспоминанием из моих студенческих дней. Но в целом мое студенчество имело важное значение, поскольку тогда я ввязывался во множество диспутов и дискуссий. Под влиянием аффекта я связал алчность адвоката с личностью господина А., а также с продолжающимся конфликтом. Теперь, переходя на объективный уровень, я мог сказать: «За адвокатом скрывается господин А., значит, он хочет от меня слишком многого. Но в этом он ошибается. Незадолго до того сновидения некий бедный студент просил одолжить ему 5000 франков. То есть, по ассоциации, господин А. есть бедный студент, который нуждается в помощи и мало что знает, ибо только начал обучаться. Такому человеку не пристало притязать на что-либо или иметь свое мнение. Получается, это нечто вроде исполнения желания: моего противника мягко обесценивали и отодвигали в сторону, а ко мне возвращалось душевное спокойствие. Но на самом деле в этот миг я проснулся, пребывая в крайнем возбуждении и злясь на адвоката за его дерзость. Иными словами, это исполнение желания меня ничуть не успокоило».

[513] Разумеется, за фигурой адвоката пряталась неприятная история с господином А. Но примечательно то, что сновидение воскресило в памяти именно этот малозначимый образ студента времен моей юности. Я связал фигуру адвоката с судебной тяжбой, будучи уверен в собственной правоте, а тем самым и со своим воспоминанием о студенческих днях, когда, неважно, прав я бывал или нет, частенько и упорно, твердо и самоуверенно отстаивал свои убеждения – ради того, чтобы по крайней мере внушить себе ощущение превосходства над соперниками. Все перечисленное (это я знал наверняка) играло определенную роль в конфликте с господином А. Далее я пришел к выводу, что он – это я сам, та часть меня, которая не приспособилась к настоящему и требует слишком многого, прямо как я привык делать наяву; иначе говоря, из меня норовили выдавить чересчур много либидо. Тогда я понял, что мой конфликт с господином А. не может быть улажен, потому что самоуверенный спорщик во мне все еще желает довести противостояние до «справедливого» исхода.

[514] Такое толкование привело к результату, который показался мне вполне осмысленным, а вот толкование объективного уровня было непродуктивным, поскольку меня нисколько не интересовали доказательства того, что сновидения суть исполнения желаний. Если во сне мне указывалось на ошибку, каковую я совершал, то появлялась и возможность исправить мою установку, а это всегда дает преимущество. Разумеется, к подобному результату можно прийти лишь посредством толкования на субъективном уровне.

[515] Пусть толкование на субъективном уровне способно проливать свет на происходящее, как в описанном случае, оно может оказаться и совершенно бесполезным тогда, когда жизненно важное отношение составляет содержание и причину конфликта. В этом случае фигуру из сновидения нужно соотносить с реальным объектом. Критерий оценки всегда можно отыскать в сознательном материале, за исключением тех случаев, где вступает в дело перенос. Последний нередко ведет к фальсификации суждений, и аналитик в итоге оказывается порой этаким необходимым deus ех machina[449] или столь же незаменимой заменой реальности. Вообще, в восприятии пациента он таковым и является. Самому аналитику предстоит решить, в какой именно степени он готов сделаться реальной проблемой для пациента. Едва толкование на объективном уровне становится монотонным и непродуктивным, настает миг, когда фигуру аналитика следует трактовать как символ спроецированных смыслов, принадлежащих пациенту. В противном случае у аналитика останется всего две возможности: либо обесценивать и тем самым разрушать перенос, сводя тот к инфантильным желаниям, либо смиряться с его реальностью и жертвовать собой ради пациента, иногда вопреки бессознательному сопротивлению последнего. При этом ни одна из сторон не получает преимуществ, но хуже всех неизбежно приходится аналитику. А вот если удается переместить фигуру аналитика на субъективный уровень, то пациенту можно возвратить все проецируемые им элементы, восстановив их изначальную ценность. Примеры такого возврата проекций приводятся в моей работе «Отношения между эго и бессознательным»[450].

[516] Мне совершенно ясно, что всякий, кто сам не является практикующим аналитиком, вряд ли отыщет хоть какой-то смысл в обсуждении сравнительных достоинств «объективного» и «субъективного» уровней. Но чем глубже мы проникаем в психологию сновидений, тем усерднее надлежит принимать в расчет техническую сторону практической процедуры лечения. В этом отношении необходимость и вправду оказывается матерью изобретения, ведь аналитик вынужден постоянно совершенствовать свою технику, дабы та могла помочь даже в тяжелейших случаях. Этим мы обязаны тем затруднениям в повседневном лечении больных, которые заставляют нас приходить к выводам, сотрясающим основания наших убеждений. Хотя банально заявлять, что имаго субъективно, это утверждение все-таки приобретает отчасти философский оттенок, что вызывает кое у кого отторжение. Почему так случается, становится сразу понятно из сказанного выше – что наивный разум мгновенно отождествляет имаго с объектом. Любое нарушение этого отождествления вызывает раздражение у подобных людей. А представление о субъективном уровне им тоже претит, потому что