Эх, не стоило ему этого делать.

«Ничто не предвещало беды» – этим выражением можно описать любой день в джунглях. Профессора и их ассистенты сгрудились вокруг цветка. Мистер Пайнли, художник ГНОПМ, уже даже сделал набросок растения, которое по горячим следам было названо Древоросом Вормберри.

Профессор Миллуорти велел мне принести ему тубус с картой флор, чтобы сделать пометку о местоположении найденного Древороса, и именно данная счастливая случайность спасла меня и всю группу в дальнейшем.

Сумки и кофры с инструментарием были сложены на краю тропы, у корней разлапистого дерева. Взяв тубус, я уж было развернулся, чтобы отнести его профессору, как тут заметил шевеление в воде. И почти сразу же – шевеление по другую сторону тропы.

Приглядевшись, я различил рядом с поверхностью, среди покрытых мхом камней, большущую плоскую голову, а в зарослях увидел покрытый чешуей хвост.

– Змеи! – закричал я, пытаясь одновременно привлечь внимание своих ученых коллег и разбудить сэра Кретчхауза.

Все перебудоражились, а охотник вздрогнул и проснулся. Что ж, на этом польза в тот момент от него закончилась.

И тогда змея напала. Все верно: там была лишь одна змея. Почувствовав, как наверху надо мной пришли в движения кроны деревьев, я задрал голову и с ужасом увидел длинное змеиное тело, протянувшееся над тропой в ветвях. Эта тварь была поистине огромной.

Наурийская анаконда (я узнал, как она называется намного позже) вырвалась из воды и набросилась на ученых. Профессор Вормберри, «отец» новооткрытого цветка, стал ее первой жертвой. Клыки, каждый из которых был длиной с мою руку, вонзились в его тело. Все дальнейшее смешалось, и по правде я помню те события лишь фрагментарно. Помню извивающееся зеленое тело, помню крики, помню окровавленное тело мистера Пайнли. А еще помню застывшего сэра Кретчхауза с почти выпавшей изо рта трубкой. Он просто глядел на творящиеся ужасы и ничего не предпринимал.

А потом змея напала на меня.

Если бы в моих руках не оказалось того тубуса, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Помню лишь, как инстинктивно сунул тубус в змеиную пасть. Анаконда принялась дергаться, пытаясь его проглотить, но он крепко застрял внутри, упершись в нёбо и нижнюю челюсть. Мечась в ярости, змея раздавила еще одного из ученых. Я кричал, пытаясь вывести сэра Кретчхауза из оцепенения, но он не шевелился и просто не моргая глядел в желтые змеиные глаза.

И тогда… что-то меня подтолкнуло. Я бросился к охотнику и вырвал из его кобуры один из револьверов. До того я никогда в жизни не держал в руках оружие, но в тот момент просто не задумывался об этом. С криком я разрядил весь барабан в тварь. Мне, без сомнения, повезло, что револьвер, который я схватил, был тем самым бронебойным «Трэндом». Одна из пуль достигла цели – пробила чешую анаконды. Змея застыла, дернулась, и в следующий миг рухнула замертво.

Я пребывал в полуобморочном состоянии и далеко не сразу понял, что все закончилось. Пришел в себя я, лишь когда профессор Миллуорти вытащил револьвер из моей руки…

Экспедиция была спешно свернута, и мы вернулись в Габен. Нападение анаконды унесло четыре жизни. Сэр Кретчхауз был совершенно подавлен – произошедшее стало для него окончанием его карьеры охотника. И тем не менее он распорядился привезти змеиную тушу в Габен – я не понимал, зачем.

История о случившемся в джунглях попала в газеты. Моя фотография была на передовице «Сплетни» и еще нескольких изданий. «Спаситель экспедиции профессора Миллуорти!!!», «Человек, который всех спас!!!», «Отчаянный победитель змей!!!» – такие были заголовки.

Профессор Миллуорти рассыпался в благодарностях, глава кафедры, профессор Грант, рассыпался в похвалах. Неожиданно для самого себя я стал самым обсуждаемым членом ГНОПМ. А потом из Сонн мне пришло приглашение посетить собрание тамошнего Клуба охотников-путешественников.

Еще не зная, что меня ждет, я явился туда, и обнаружил, что в мою честь устроили настоящий торжественный прием. Убитая мною змея была выставлена в главном зале Клуба, при полном параде собрались все пребывавшие на тот момент в Габене охотники, даже пресса присутствовала. Именно тогда господин учредитель вручил мне гербовый перстень, который вы узнали, господин доктор: его вручают охотникам Клуба, как только они привозят свой первый трофей. Вот так я официально стал габенским охотником-путешественником.

Благодаря протежированию сэра Кретчхауза, Клуб оплатил мою первую одиночную экспедицию. И я, разумеется, с самого начала знал, куда и зачем отправлюсь.

Меня не интересовали хищники, на которых обычно охотятся члены Клуба. Моим призванием были и оставались прожорливые растения – те, о которых ходят жуткие слухи, те, о которых со страхом шепчутся туземцы в джунглях. И моей первой целью стал Цирерум Мореалис, о котором я узнал от сэра Кретчхауза.

Не стану утомлять вас подробностями экспедиции. Скажу лишь, что моя первая охота закалила меня и подтвердила то, что выбранный мною путь – это то, для чего я был рожден.

Я отыскал и уничтожил жуткую тварь. А потом привез ее в Габен. Как думаете, что произошло после моего возвращения?

В Клубе собрались все господа охотники. Я подготовил демонстрацию трофея с помпой, сгорая от нетерпения и желая как можно скорее показать своим новым коллегам Цирерум Мореалис. Разумеется, я ожидал восторга, ожидал уже знакомого восхищения. Я представлял себе похвалы и торжественные рукопожатия, ожидал громкие заголовки и разговоры о моем очередном подвиге в салонах и клубах.

И не дождался ничего из этого. Когда ящик вскрыли и я представил Цирерум Мореалис коллегам-охотникам, меня встретили гробовая тишина и недоуменные взгляды. Никто не понял, что я пытаюсь продемонстрировать.

Я во всех красках описал трудности и опасности, с которыми столкнулся во время своей охоты, но это не произвело ровным счетом никакого эффекта. Как не впечатлило никого и количество жертв побежденного растения.

С каждым моим доводом недоумение на лицах господ охотников все сильнее сменялось презрением. Мне сказали, что в Клубе «не гоняются за сорняками» и предложили в следующий раз привезти еще одну анаконду или на крайний случай какого-нибудь питона.

Помню, как я покинул собрание с червоточиной в груди, униженный и провожаемый насмешливыми взглядами. Я был разбит. Я все никак не мог взять в толк, почему они не понимают, почему им все равно. В тот момент я полагал, что само мое существование бессмысленно.

Тем же вечером ко мне пришел сэр Кретчхауз. Он сказал:

– Пемброуз, вы выследили и уничтожили хищника, с которым многие из наших снобов-охотников попросту не справились бы.