Все затаили дыхание – можно было бы услышать, как муха пролетит, если бы в этом подземелье водились мухи, – и я продолжал. Меня прервали только один раз, когда я слишком низко оценил фактор «X», – тогда генерал заявил:

– Мистер Нивенс, можете не сомневаться, добровольцев будет столько, сколько нужно.

Я покачал головой:

– Добровольцев тут использовать нельзя, генерал.

– Да, я вас понимаю. Болезнь должна укрепиться в организме, и у добровольцев останется слишком мало времени, чтобы подействовало противоядие. Но эта проблема решается очень просто. Им можно имплантировать желатиновую капсулу с антитоксином или еще что-то. Тут наши люди справятся.

Я тоже думал, что они справятся, и возражал против добровольцев по другой причине: отвратительной казалась сама мысль, что этим людям придется подчиниться паразитам.

– Как бы там ни было, нам нельзя использовать добровольцев, сэр. Слизняк узнает все, что знает его носитель, и просто не пойдет на прямые переговоры. Вместо этого он предупредит остальных голосом. – Я не был в этом уверен, но прозвучало вполне правдоподобно. – Нет, нам придется использовать животных – обезьян, собак, любых животных, которые способны носить слизняка, но не могут ничего рассказать. И их должно быть достаточно, чтобы заразить всю опасную зону, прежде чем хотя бы один паразит поймет, что болен.

Затем я вкратце высказал свои соображения по поводу высадки десанта – операции «Милосердие», как я ее назвал.

– Первую фазу, операцию «Лихорадка», можно начинать, как только у нас будет достаточно антитоксина для второй фазы. И через неделю после этого на нашем континенте не должно остаться в живых ни одного слизняка.

Никто не аплодировал, но атмосфера была соответствующая. Генерал закрыл заседание и поспешил удалиться, чтобы переговорить с маршалом Рекстоном, а после прислал своего помощника с приглашением на ланч. Я ответил согласием, но при условии, что приглашение распространяется и на жену.

Отец ждал меня у выхода из конференц-зала.

– Ну как я выступил? – спросил я, стараясь не показывать, что волнуюсь, хотя, кажется, мне это не очень удавалось.

Он затряс головой:

– Сэм, ты их наповал сразил. У тебя есть задатки политика… Или нет, лучше я достану тебе контракт с какой-нибудь студией на полгода. Будешь выступать на стерео.

Меня распирало от удовольствия. За всю речь я ни разу не замялся и вообще чувствовал себя теперь совершенно другим человеком.

Шимпанзе, за которого я так переживал в Национальном зоопарке, – Сатана – полностью оправдал свою кличку, едва его освободили от слизняка. Отец вызвался добровольцем для проверки «теории Нивенса – Хазелхерста», но я уперся, и короткая спичка досталась Сатане.

Отец раздул из этого целую проблему: он все носился со своей дурацкой идеей, что ему нужно хотя бы раз побывать под контролем слизняка. Я сказал ему, что у нас нет времени тешить его порочные наклонности, тогда он разозлился, но я стоял на своем.

Ни сыновние чувства, ни их фрейдистская противоположность тут были ни при чем: я просто боялся комбинации Старик-плюс-паразит. Мне не хотелось, чтоб он оказался на их стороне даже временно и в лабораторных условиях: слишком уж Старик хитер и изворотлив. Я не знал, как именно ему удастся убежать и что он сделает, чтобы разрушить наши планы, но я был твердо уверен: он это сделает, едва окажется под их контролем.

Люди, которые не испытали на себе власти паразитов, даже те, кто мог наблюдать это со стороны, не в состоянии понять, насколько враждебно относятся к нам, свободным людям, носители – при этом сохраняя все свои способности. Мы не могли рисковать тем, что отец окажется против нас, – и я употребил все свое влияние, чтобы ему отказали.

Короче, для опытов использовали обезьян. В наше распоряжение передали не только питомцев Национального зоопарка, но и множество других – из зоопарков поменьше и нескольких цирков. Я не выбирал Сатану, – будь моя воля, я бы оставил бедное животное в покое. У него на морде было написано такое страдание, что все забывали о слизняке, сидящем у него на спине.

Сатане вкололи девятидневную лихорадку в среду, тринадцатого числа. К пятнице он уже заболел, и к нему в клетку поместили другого шимпанзе с паразитом. Два слизняка тут же соединились для прямых переговоров, после чего вторую обезьяну снова отселили.

В воскресенье, семнадцатого, хозяин Сатаны съежился и отвалился – мертвый. Сатане немедленно ввели антитоксин. В понедельник поздно вечером сдох второй слизняк, и его носитель получил свою дозу препарата.

К среде Сатана практически выздоровел, хотя и заметно похудел. Вторая обезьяна, Лорд Фаунтлерой, тоже поправлялась. На радостях я дал Сатане банан, а он откусил мне последний сустав на указательном пальце. Обидно, тем более что времени заниматься восстановлением у меня не было. Впрочем, я сам виноват: у Сатаны действительно мерзкий характер.

* * *

Но маленькая травма не испортила мне настроения. Забинтовав палец, я бросился искать Мэри: мне хотелось поделиться с ней радостью. Не нашел ее и в конце концов отправился в кают-компанию: думал, найду кого-нибудь, с кем можно будет отпраздновать.

Но там никого не оказалось. Все работали в лабораториях – готовились к началу операций «Лихорадка» и «Милосердие». Распоряжением президента все приготовления велись только на одной этой базе в нашей лаборатории в недрах Смоки-Маунтинса. Обезьян для распространения инфекции – более двухсот – тоже доставили на базу; здесь же «колдовали» над культурой болезнетворных микроорганизмов и антитоксином. Даже пункт для получения иммунной сыворотки разместили в подземном зале, где раньше сотрудники базы играли в гандбол.

Миллион с лишним человек для операции «Милосердие», конечно же, там разместиться не могли, но они и не должны были ничего знать до сигнала тревоги перед началом операции, когда каждому из них выдадут пистолет и два нагрудных патронташа с одноразовыми инъекторами антитоксина. Тем, кто ни разу не прыгал с парашютом, поможет преодолеть страх сержант – если будет необходимо, пинком. Делалось все возможное, чтобы сохранить подготовку в тайне; мы могли и проиграть, если только титанцы узнают о наших планах – от предателя или еще как-то. Слишком много хороших замыслов проваливалось в прошлом потому лишь, что какой-нибудь идиот выбалтывал их в постели жене.

Если нам не удастся сохранить наш план в тайне, наших зараженных обезьян никогда не допустят до прямых переговоров, их просто перестреляют сразу после появления среди титанцев. Однако после первой рюмки я немного расслабился. Меня не покидало радостное чувство, и я почти не сомневался, что утечки не произойдет. Все, кто прилетел на базу, должны были оставаться там до самой высадки десанта, а любое общение с внешним миром полностью контролировал полковник Келли.

Что же касается утечки информации из источников за пределами базы, то это практически исключалось. Неделей раньше генерал, отец, полковник Гибси и я побывали в Белом доме, где встретились с президентом и маршалом Рекстоном. Я уже убедил Старика, что лучший способ сохранить тайну – ни с кем ею не делиться. Он устроил целое театрализованное представление со скандалом и добился того, чего мы хотели: в конце концов о плане не сообщили даже министру национальной безопасности Мартинесу. Если президент или Рекстон не разговаривают во сне, то все должно быть в порядке. Нужно продержаться только неделю.