Однако солдаты могли и ошибаться. Никто из них не видел тела князя Тадэмори, который вполне мог остаться в живых и скрываться от рыскавших по лесам убийц генерала Маэды в надежном убежище где-нибудь в горах. Вспарывать себе живот в такой ситуации было бы непростительной глупостью. Ошо решил вернуться в хижину к Миико и переждать смутное время там. Рано или поздно генерал Маэда отведет свои войска обратно на Хонсю, тогда-то и станет ясно, жив Тадэмори или…

— Надо иметь в виду, что Ошо сделал свой выбор под влиянием чувств к Миико, — сказал Сэнсей, засовывая в рот новую палочку. — Если бы он неукоснительно следовал пути воина, все сложилось бы по-другому. Но он хотел вновь увидеть Миико, и он вернулся.

«Значит, он проявил слабость?» — хотел спросить Ученик, но, разумеется, не произнес ни слова. Перебивать Сэнсея, пока рассказ не закончен, было не просто невежливо, но еще и опасно. Вполне можно заработать хорошую трепку.

— Он нашел Миико неподалеку от ее хижины. Нашел по кровавому следу. Ее, обнаженную, привязали к старому дереву и расстреляли из луков. Бедра девушки прикрывал окровавленный штандарт дома Та-дэмори.

Миико не успела спрятать штандарт. Может быть, он напоминал ей о молодом самурае, ушедшем на поиски своего господина. Во всяком случае, когда люди генерала Маэды вошли в ее хижину, цвета клана Тадэмори тут же бросились им в глаза.

Ошо снимал тело любимой с дерева, когда шеи его коснулся ледяной, как декабрьский ветер, клинок. Так в синих горных сумерках самурай Ошо повстречал человека с белой повязкой на лбу.

Повисла пауза. Глаза Сэнсея двигались, словно рассматривая недоступные Танака картины, пальцы правой руки принялись ритмично сжиматься и разжиматься. Когда он заговорил вновь, голос его звучал холодно и отстраненно.

— Человек этот был старшим офицером генерала Маэды. Высокий, худой, с тонким красивым лицом. Это он шел во главе отряда, убившего Миико. Он велел привязать ее к дереву. Когда девушка умерла, он отослал своих людей: спустил их с цепи, как свору голодных псов, охотиться за другой дичью, а сам остался ждать возвращения Ошо. Каким-то образом он знал, что Ошо вернется. И теперь он стоял, прижав лезвие своего меча к горлу Ошо — вот тут…

Сэнсей медленно поднял желтую руку — Ученику показалось, что он видит, как просвечивает насквозь тонкая пергаментная кожа, — и дотронулся до шеи немного ниже правого уха.

— Он приказал Ошо встать на колени, снять перевязь с мечами и отбросить ее в сторону. Мечи были тяжелыми, они отлетели недалеко и тут же провалились в снег. Тогда человек засмеялся. Смех у него оказался приятным, но каким-то странным. Так могла бы смеяться красивая женщина.

Он сказал Ошо, что собирается убить его прямо здесь, перед деревом, к которому привязана Миико. Он со смехом рассказал своему пленнику, как она умирала. Как кричала, что ее самурай вернется и отомстит за нее. Кричала, пока стрела не пробила ей горло, и она захлебнулась кровью.

Лицо Ошо превратилось в каменную маску, но человек Маэды этого не видел. Он смотрел на затылок стоявшего на коленях врага, на его напрягшуюся беззащитную шею. На губах его бродила довольная улыбка.

Потом он спросил Ошо, самурай ли он. Ошо ответил утвердительно. Говорить ему было трудно, потому что челюсти сводило от гнева и жалости к Миико. Но он все же ответил. «Я — человек Тадэмори», — сказал он. Человек с белой повязкой снова рассмеялся. Глаза князя Тадэмори склевали вороны, а в его черепе завелись червяки, сообщил он Ошо. Князь действительно погиб в битве на полях Койсан, и генерал Маэда уже выплатил вознаграждение тем смельчакам, которые покончили с ним и его гвардейцами. Я был в их числе, гордо произнес человек, проводя лезвием меча по голой шее Ошо.

Сэнсей замолчал, глядя куда-то вдаль. Ученик представил себе, как перед взглядом Сэнсея возникают из пустоты картины далекого прошлого. Он и сам словно бы оказался там, в тихом заснеженном лесу у подножия большой горы, окутанном прозрачными лиловыми сумерками.

— Тогда Ошо попросил его о последней милости. Это далось ему нелегко; ты должен понимать, с каким трудом он выговаривал жалкие слова, моля врага о снисхождении. И какое удовольствие испытывал человек с белой повязкой на лбу, выслушивая эту покорную просьбу.

Ошо рассказал о том, как потерял сознание во время битвы и как скитался по горам, не зная, жив князь или же погиб в бою. Но он ни словом не обмолвился о солдатах, встреченных им на перевале. У человека с повязкой должно было создаться впечатление, что о гибели князя Ошо слышит впервые. Долг самурая — уйти вместе со своим сюзереном, сказал Ошо врагу. Он не смог этого сделать там, на равнине Койсан, и теперь просит позволения совершить сэппуку и умоляет человека с повязкой исполнить роль каймаку, доверенного лица, стоящего за спиной самоубийцы и наносящего тому последний, перерубающий шейные позвонки удар.

Его врагу было приятно видеть унижение Ошо, но согласился он далеко не сразу. После долгих уговоров он потребовал, чтобы Ошо дал ему слово самурая в том, что действительно совершит сэппуку, и лишь после того как Ошо поклялся своей честью, снизошел до того, чтобы выполнить его просьбу. Было уже совсем темно, и в этой темноте Ошо, ползая на коленях в снегу, нашел свою перевязь с мечами. Человек с повязкой позволил ему взять только один короткий меч — вакидзаси, а длинный засунул себе за пояс.

Сэнсей моргнул, и взгляд его водянистых холодных глаз вдруг стал совсем другим — жестким и требовательным. Он ткнул в Ученика указательным пальцем, на котором не хватало одной фаланги.

— Что ты можешь сказать сейчас о силе и слабости этих двух самураев?

— Ох, — выдохнул Ученик, не ожидавший такого резкого поворота. Он слишком увлекся рассказом, чтобы быстро сообразить, чего хочет от него учитель.

Густые белые брови Сэнсея сошлись на переносице. Это не предвещало ничего хорошего, и Ученик поспешил сказать первое, что пришло ему в голову:

— Ошо был силен, а человек с белой повязкой — слаб!

Сэнсей удивился. По-видимому, именно такого ответа он никак не ожидал.

— Почему? — недоверчиво спросил он, не сводя взгляда с покрасневшего Ученика.

— Потому что сильный человек никогда не стал бы издеваться над тем, кто во всем от него зависит, — пробормотал Ученик, чувствуя, что говорит какую-то чушь. — Он должен был либо сразу согласиться исполнить просьбу Ошо, либо сразу же ему отказать. И то и то было бы благородно. Но он вместо этого захотел унизить противника и показал свою слабость.

Сэнсей издал неопределенный звук, похожий на хрюканье.

— А в чем же тогда сила Ошо?

Ученик задумался. Если первый ответ дался ему легко — как будто кто-то невидимый прошептал его на ухо, — то сейчас он просто не знал, что сказать. В самом деле, в чем сила самурая, который дал захватить себя врасплох да к тому же еще и позволил врагу издеваться над собой?

— Я жду, — напомнил Сэнсей.

— Не знаю, — честно признался Ученик. — Я, наверное, ошибся. Прошу меня простить, Сэнсей.