Усубали прошел в центр круглой арены. Его сопровождали два копьеносца. Они воткнули свои копья древками в песок. Один из них принял от вождя жезл с белой меховой метелочкой, а другой снял с него головной убор из такого же меха. Дальше Усубали сам снял с себя белую накидку, обнажив торс без всякого шрамирования. Он не глядя протянул руку, и ему подали такую же ритуальную пику, как у Вубшета. Каждому из них также подали тростниковый щит, похожий на монолыжу для сноуборда.

Усубали поднял пику вверх и потряс ею, делая вид, что вот-вот метнет ее в Вубшета. Тот заметался по арене, прикрывшись щитом и внимательно наблюдая за движениями противника. Какое-то время соперники плясали вдоль невидимой линии, делая обманные движения своими пиками. Они то приседали, широко расставив ноги, то раскачивались, как кобры.

Наконец Усубали метнул пику, и она вонзилась в щит Вубшета.

— О-о-о-о-о!!! — отреагировала толпа болельщиков.

Вубшет тоже метнул пику в своего обезоруженного противника, но тот легко уклонился от снаряда и пика воткнулась в песок арены. Соперникам подали мачете. Какое-то время они фехтовали ими, покуда Вубшет не потерял равновесие и не свалился на спину…

* * *

Виктор лежал в одной из прилегающих пещер, которых, как оказалось, здесь было немало и они соединялись с основной множеством ходов. «Такие себе одесские катакомбы в Африке», — думал журналист. И действительно: каждая маленькая пещерка была устроена так, будто здесь когда-то жили люди. Чьи-то искусные руки выдолбили из камня ниши, обтесали каменные глыбы, сделав их похожими на столы и лежаки для отдыха.

«Возможно, здесь когда-то был рудник. Когда на этой земле был мир… А когда на этой земле был мир?..» При тусклом огне светильника, который украинец принес с собой, он уже почти засыпал, когда к нему в пещерку зашел Стурен.

— Спишь?

— М-м-м, — протянул в ответ Лавров, — что еще случилось?

Несносный ученый начинал его по-настоящему раздражать.

— Знаешь, Вик, я пришел не просто так…

— Я догадываюсь, — с закрытыми глазами ответил усталый Лавров. — Скоро нас отсюда выпустят, потерпи.

— Выслушай меня, Лавров. Ты ведь умеешь не только говорить, но и слушать. Это отличает тебя от большинства людей.

Погружение в такую философию удивило Виктора, и он даже открыл глаза. Здоровенный канадский швед сидел рядом с ним спокойно, без истерик, забыв о своей клаустрофобии.

— Я мало совершал в жизни мужских поступков. Слишком мало, чтобы можно было чем-то похвастаться. Да и совершают их не для этого… Будучи у монахов, я был рядом с Борисом, когда он умирал, и многое понял… Я хочу вернуть тебе камень.

— Ты с ума сошел, Густав?! Этот камень твой! Ты честно заплатил за него! — Виктор от волнения поднялся и сел.

— Знаешь… видимо, не зря мои предки столько лет прожили среди славян. Их научили главному: совесть не продается. Ее не оценить никакими деньгами. Я скрыл от тебя главное… Подожди, Вики, дай сказать…

Виктор, который уже собирался привести тысячу аргументов в пользу Стурена, не стал напирать и только кивнул головой в ответ, а ученый продолжил:

— Я скрыл от тебя то, что сказал мне Иешуа в конце разговора с ним. Если этот камень не вернется на место, может случиться большая беда — на твоей родине могут погибнуть миллионы и миллионы людей… Камень Святого Климента — оберег вашей земли.

Виктор отчетливо вспомнил свой ужасный сон и сидел, уставившись в одну точку.

— Я как всегда смалодушничал, не сказал тебе об этом ничего, — продолжал Густав. — Но, следуя за тобой, я все больше убеждался, что настоящий мужчина — это в первую очередь тот, кого отличает совесть и справедливость. Надо уметь быть мужчиной даже в самом малом… А сейчас я вдруг представил себе, как родственники встретят освобожденных украинских моряков. Матери и жены будут плакать от счастья, обнимать, целовать, дети радоваться и скакать вокруг… И всем им, вновь обретя свое счастье, суждено будет погибнуть?!

Ученый испуганными глазами смотрел на Виктора и продолжал:

— …Погибнуть только из-за моего малодушия и эгоизма? Нет! Этого не будет! Возьми камень, Виктор, и не говори ничего больше.

Швед вручил Виктору сумочку с плинфой и вышел из пещеры…

* * *

— О-о-о-о-о!!! — над ристалищем несся восторженный крик болельщиков. Они жаждали крови.

Вубшет сумел вывернуться из смертельно опасной ситуации — перекувыркнулся через голову и принял щитом острие мачете, которое метнул в него Усубали.

Вубшет отбросил развалившийся щит и, вооруженный уже двумя мачете, решительно двинулся на оппонента. Одноглазый Вакиль бросил своему хозяину под ноги серп на длинной металлической рукояти. Усубали поднял диковинное оружие и легко выбил им из рук Вубшета сначала один мачете, а затем и другой. Он замахнулся на обезоруженного противника, но Вубшет, резко сблизившись, поймал это его движение и не дал серпу опуститься себе на голову.

В ответ Усубали сильно пнул троюродного брата коленом в грудь и опять сбил его с ног. Вубшет поднялся с пикой в руках и резким взмахом запустил ее в грудь Усубали. Тот выронил щит и серп, схватился за пику, торчащую из его тела, и рухнул на спину с гримасой ужаса и боли.

Уже лежа на арене, Усубали попытался выдернуть из себя глубоко засевшую пику, но силы оставили его, и он беззвучно умер…

* * *

Лежа в пещере, Лавров не мог уснуть. Его эмоциональный подъем сопровождался сумбурным потоком мыслей. Все-таки есть справедливость на свете… Столько пережить… вывернуться… пройти все… найти и потерять… на грани смерти… за гранью человеческих возможностей…

Ни в чем не повинные люди — моряки «Карины» — будут спасены и обретут свободу.

Сколько сил нужно было приложить, чтобы это случилось? И Камень… в который не верил никто, который казался просто красивой сказкой… Вот он, в изголовье. Лежит, не пропал и никуда больше не денется. «Надо будет обязательно выучить латынь…» — подумал журналист, когда внезапно услышал протяжный вздох. Вместе с ним в пещере кто-то был. «Ну, кто еще?..»

Лавров открыл глаза, перед ним стоял… старик Хуур.

— Аворебзак?! — изумился Виктор. — Ты здесь откуда?

— Ху-ур. Меня зовут Ху-у-ур, — протрещал старый колдун.

Казалось, он стал еще старше и еще безобразнее, чем был. Его бесцветные глаза взялись белой пеленой, а скрюченные пальцы говорили о старческой неизлечимой болезни.

— Я пришел забрать свое, — то ли сказал Хуур, то ли показалось Виктору.

— Что-о-о?

— Камень Свободы должен быть моим, я не зря вел тебя к нему.

— Ты вел? — усмехнулся Виктор.

— Я спасал тебя дважды. Один раз от глупого сына Аниссы, когда он хотел убить тебя просто за то, что ты белый. Второй раз от жестокого и жадного Мусы, который мог убить тебя ради денег… Теперь настала твоя очередь отблагодарить меня.