шкафчике целую гору конфет вместе с букетом пионов. Мое сердце наполнилось теплом. Это было одним из моих любимых воспоминаний. Я считала это началом истории Лэндона и Шей. Тогда я понятия не имела, куда это нас приведет. Я и подумать не могла, что мы закончим таким образом.

— Если будешь так пялиться, то испортишь зрение, — раздался голос из-за моего плеча, и я едва не выронила тарелку от неожиданности.

— Что? Я не пялилась, — солгала я, повернувшись к Элеоноре. — Я просто смотрела, кто пришел, вот и все.

Она понимающе улыбнулась и не стала развивать тему.

Я отставила тарелку в сторону и вернулась к оставшейся грязной посуде, пытаясь избавиться от бабочек, вызванных появлением Лэндона-кондитера.

Закончив с последней тарелкой, я направилась в ванную. По пути заглянула в комнату Карлы.

В ее спальне стоял Лэндон и крепко обнимал девочку. Он что-то нашептывал ей на ухо, и казалось, что его слова — именно то, что Карле нужно было услышать. Слезы катились по ее щекам, но она не переставала улыбаться и кивала ему в ответ.

— Хорошо, — прошептала она. — Я знаю, дядя Лэндон.

Закончив с ней говорить, он отстранился и одарил ее самой искренней, сердечной улыбкой во вселенной. Лучше бы я не видела, как он утешал эту сломленную девочку. Мне захотелось найти утешение в его объятиях и для моего израненного сердца.

Лэндон поднес большие пальцы к лицу Карлы и вытер ей слезы.

— Я люблю тебя, Карла, и я так рад, что ты здесь.

Я не знала, что именно он имел в виду — то, что она здесь, на празднике, или то, что она жива, — но в любом случае это заставило мое сердце забиться с космической скоростью.

— Я тоже тебя люблю, дядя Лэндон, и я очень рада, что ты здесь.

Каждый раз, когда девочки называли его дядей Лэндоном, мне казалось, что мое сердце вот-вот взорвется от тепла. Как он любил этих девочек, как они улыбались, когда он входил в комнату.

Этого было достаточно, чтобы согреть самые ледяные уголки моего сердца.

Взгляд Лэндона переместился к двери, застав меня прямо на месте преступления.

Сначала он выглядел удивленным, а затем его губы изогнулись в самой сексуальной улыбке. Он кивнул и одними губами произнес:

— Привет, Цыпа.

Я бросилась в сторону ванной, чувствуя себя ужасно смущенной.

Добравшись до ванной, я закрыла за собой дверь, поспешила к раковине и плеснула водой себе в лицо. Все мое тело сходило с ума, и я не знала, как справиться с нахлынувшим на меня потоком эмоций. Лэндон выглядел таким красивым, здоровым и счастливым. Я не могла перестать думать о том, чтобы подбежать к нему и заключить его в объятия. Что со мной не так?

Может, это все праздничная суматоха.

Или суматоха в моем разбитом сердце.

Я похлопала себя ладонями по щекам и начала говорить самой себе ободряющую речь:

— Ладно, соберись, Шей. В конце концов, это всего лишь Лэндон. Тут не о чем думать. Ты сильная, независимая женщина, которая может спокойно находиться в одной комнате со своим бывшим. Вы оба взрослые люди и уже несколько месяцев живете собственной жизнью. Ты можешь быть доброй и любезной, не позволяя романтическим мыслям забивать тебе голову. Ты. Справишься, — сказала я.

— Да, — прокомментировал голос с другой стороны двери. — Ты. Справишься.

Я распахнула дверь и увидела Лэндона, стоящего с самодовольной ухмылкой на лице.

— Что ты делаешь?! — спросила я. — Разве ты не знаешь, что подслушивать неприлично?

Он поднял бровь:

— Ты ругаешь меня за подслушивание после того, как делала то же самое со мной и Карлой несколько секунд назад? Или, может быть, ты не трахала меня глазами, когда я только вошел в дом?

Он заметил, что я на него пялилась?

Как унизительно.

Кроме того, что? Он только что сказал, что я трахала его глазами?

— Я не трахала тебя глазами, — я почти кричала шепотом, чувствуя, как мои щеки горят от смущения.

— Поверь мне, Цыпа, я знаю, когда на меня пялятся. Но не беспокойся. — Он сделал шаг ко мне, посылая разряд электричества через все мое тело. — Я тоже трахал тебя глазами.

Он вел себя так дерзко, словно мы не расстались несколько месяцев назад. Как будто мы не любили друг друга. Он вел себя как полный… самодовольный придурок.

— Можем мы перестать говорить «трахать глазами»? И хватит называть меня Цыпой. Нам за тридцать, Лэндон. Это немного по-детски.

— Ты бы предпочла, чтобы я называл тебя «милой» или «крошкой»?

— Ты пробовал и то и другое в старшей школе. Ни один вариант не сработал.

— Тогда как мне тебя называть?

— Думаю, стоит начать с Шей.

— Хорошо, Цыпа. Я над этим подумаю.

Какого черта?

Он злобно ухмыльнулся, как будто знал что-то, что мне только предстояло открыть.

— Можешь звать меня Шеннон, если хочешь сохранять дистанцию, — предложила я, стараясь не обращать внимания на икоту, подкатившую к горлу.

Он сделал шаг навстречу. Я смотрела, как его глаза изучают мое тело, дюйм за дюймом. Достигнув моих губ, он задержал на них взгляд — всего на несколько секунд, но и они показались мне вечностью.

— С чего ты взяла, что я хочу сохранять дистанцию, Шей Гейбл?

О Господи Иисусе, он на меня пялился. Я почувствовала жар в животе и дрожь в бедрах — Лэндон трахал меня глазами прямо здесь, в коридоре Грейсона, под веткой омелы.

Я сделала шаг назад, пытаясь прервать наше неловкое, но восхитительное взаимодействие. Я знала, что он точно видит все мои чувства — меня выдавали зарумянившиеся щеки.

Его улыбка стала еще шире — он явно был доволен произведенным эффектом.

Он сделал шаг ко мне, а я — два шага назад.

— Счастливого Рождества, Шей, — прошептал он, залезая в карман и вытаскивая банановую Лаффи Таффи.

Я фыркнула и выхватила конфету из его рук.

— Конечно, Лэндон. С Рождеством.

Я поспешила обратно на кухню, чтобы помочь Элеоноре готовить еду. Она приподняла бровь:

— Ты в порядке?

— Да, да. Все замечательно, — проворчала я, думая о странном поведении Лэндона. — А вообще-то ничего не замечательно. Знаешь, кого я ненавижу больше всего на свете?

— Кого?

— Лэндона Харрисона.

Она рассмеялась, словно не верила моим словам — вообще-то в них и правда было трудно поверить, — но я не могла справиться с переполнившей меня тревогой и продолжила говорить:

— Ты можешь себе представить? Когда мы встретились сегодня, он имел наглость сказать мне «счастливого Рождества». Разве такие придурки вообще существуют? — выпалила я.

Под словом «придурок» я