Посреди улицы стоял старик. Самый обычный старик с длинной сучковатой палкой, одетый в нищенские лохмотья. Волосы его были совершенно седыми, лицо – морщинистым, как кора дерева, и силы в нем было, верно, не больше, чем в морском ветре, умирающем в этих узких улочках.

– Уйди, – крикнул юноша-скфарн, один из тех, кто выскочил вперед. Он был, в общем, не злым парнем, и стариков чтил. – Уйди, отец. Я не хочу тебя убивать!

– Он же не понимает по-нашему, – шепнул ему товарищ, которому тоже было отчего-то не по себе, но он, отчаянный храбрец, скорее попытался бы оседлать Черного аххора, чем признался, что источник странной тяжести, сдавившей грудь, этот немощный старик.

Вняв совету друга, юноша попытался объясниться со стариком жестами. Но тот вдруг сделал шаг вперед, прямо на скфарнов. Потом еще один. Гордые победители едва не попятились, но сообразили, что старый человек хочет всего лишь подойти поближе, верно, он плохо слышит. Да и видит, должно быть, не очень. Он, может, и не знает, что город взят.

– Уходите отсюда, дети! – Голос его без труда перекрыл шум близкого моря и сражения, еще грохотавшего вдалеке. Казалось, он заполнил все пространство меж стенами, с легкостью настигая каждого. Говорил старик на языке скфарнов так, словно он был ему если не родным, то очень хорошо знакомым.

– Отец, город пал. Мы – победители. Хотим взять добычу. – Паренек вскинул голову и, преодолев неизвестно откуда взявшуюся робость, повторил свой жест. – Уходи с дороги, я не хочу тебя убивать.

Раздался звук, больше всего похожий на сухой шорох мелких камешков. Именно с такого звука в горах начинались лавины. Скфарнам потребовалось время, чтобы сообразить – старик смеялся.

– Если бы ты мог! Ах, мальчик, если бы ты только мог меня убить… Если бы хоть кто-нибудь это мог! – Старик тряхнул головой. – Судьба моя не так милосердна. Уйдут люди – придет вода, уйдет вода – придут люди, а я останусь на этом берегу…

– Эй, Торк, а его убивать нельзя, – произнес вдруг третий предводитель отряда, – он маркша. Его разум взяли боги.

– Я в полном разуме, ребенок! – Старик рассердился так, что изо всех сил стукнул палкой в землю. – Я говорю – уходите отсюда! Я пытаюсь вас спасти. Этот город обречен, он уйдет под воду еще до рассвета!

– Что ты такое говоришь, отец? – юноша почти против воли сделал шаг вперед, к старику. За ним потянулись остальные.

– Говорю, что знаю, – старик успокоился так же быстро, как и рассердился, – в этом городе обманули сразу трех демонов. Вы и в самом деле думаете, что это сойдет им с рук?

– Кому – «им»? – не понял скфарн.

– Обманщикам, конечно. Они должны расплатиться. А с ними – и весь город. Уходите отсюда.

– Чепуха, – определил второй, – он не маркша, он просто сумасшедший. Идем скорее, пока Импас со своими людьми не оказался впереди нас у царской конюшни.

Он взмахнул рукой с зажатым в ней коротким копьем. Паренек не был злодеем, он не собирался убивать несчастного сумасшедшего старика, с которого, к тому же, было совершенно нечего взять, даже славы. Он хотел лишь пугнуть его, чтобы тот не загораживал дорогу и не смущал своими непонятными словами его «отряд». Старик не шевельнулся, даже не поднял свой посох, в попытке защититься. Но именно в этот момент, ни раньше, ни позже, прочная, незыблемая земная твердь вдруг вздрогнула… раз… второй… третий. Дрожь земли прошла через пятки, обмотанные мокрыми шкурами, и ударила в голову.

– Что это? – юноша обернулся, не замечая, что голос его звучит слишком высоко, почти срываясь на тонкий крик.

Ответ пришел совсем не оттуда, откуда ожидался. Мостовая, выложенная каменными плитами, шевельнулась под ногами. Раздался треск.

– Эй, тут стена шевелиться!

Дом, смотревший окнами на море, вдруг покачнулся. Раздался треск, оглушительно прозвучавший в тишине. Каменная стена просела, перекосив крышу.

Юноши-скфарны зачарованно смотрели, как на земле в одно мгновение возникла глубокая щель, разделив надвое порт и город. Возникла – и начала расширяться. В нее посыпались комья земли. Неожиданно мостовая, где они стояли, в недоумении наблюдая за происходящим, вздрогнула и в мгновение ока осела, погрузившись вниз почти на локоть. Мальчишки попадали на колени, цепляясь руками за края щели. Те, кто устоял, напряженно оглядывались, пытаясь понять, что происходит и откуда пришла опасность. Перед их ошеломленными взорами предстала странная картина: огромный кусок города, с домами, дворами, постройками, деревьями – просел вниз. Это выглядело так, будто какой-то огромный подземный зверь затягивает землю и все, что находится на ней, в свою вечно голодную пасть…

– Бежим! – крикнул скфарн. И отряд «великих воинов степи» ломанулся назад со всей возможной скоростью.

К чести мальчишек, бежали они не одни. Почти со всех улиц и переулков Акры стекались к воротам ручейки бесстрашных скфарнов. На кочевниках не было не только лица, но, на некоторых, и штанов.

По городу метались люди: мужчины, женщины, дети. Все что-то кричали, стараясь переорать других, выли собаки, бесновались отвязанные лошади.

Казалось, лишь один человек не потерял хладнокровия. Отар собирал разбежавшихся воинов и короткими, точными приказами восстанавливал порядок. Откуда-то притащили плотников, перепуганных, как и все остальные жители Акры, мало не насмерть, Они уже принялись молиться, решив: не иначе Отар велит доделать то, что не успели подземные демоны, и отдаст приказ вколотить их в землю. Ошиблись. Им велели всего лишь как можно скорее чинить городские ворота.

Скфарны в панике покинули город, где мать-земля вдруг повела себя так странно, и он остался за воинами Тени.

* * *

Над головами нависал темно-серый свод. Здесь он был высоким, почти в два человеческих роста. Еще дальше, в пещере, говорят, можно было пускать голубей. А в самом начале пути им пришлось ползти на четвереньках, и это было по-настоящему неприятно. А ведь как он рвался, как упрашивал дядю Танкара, как висел на старом Наиле. Ему, глупому, казалось, что старшим братьям выпала честь совершить подвиг… Тоже подвиг: проползти на карачках почти пол-лиги, то и дело тыкаясь носом в зад ползущего впереди! Но, спустя некоторое время, каменный свод над головами круто ушел вверх, и им удалось выпрямиться. Им – то есть деду Наилю, Рифату, незнакомому горожанину и самому Наке. То есть четверым. Наиль умел хорошо считать до сотни, причем и десятками, как полагалось, и дюжинами, как принято было в некоторых землях. Эту науку любой вольный торговец постигал с детства, так же, как умение объясниться на полутора десятках чужих наречий. Никто портовых мальчишек специально не обучал, считалось, это все равно, что учить кота мышей ловить. Нужные знания как-то сами собой откладывались в лохматых головах будущих «вольных»… Ну а у кого не откладывались, тех ждал эргастерий или что похуже.

Точно так же, само по себе, приходило умение распознавать, из каких стран и городов прибывали в порт гости: по цвету кожи, разрезу глаз, форме носа и подбородка. По едва различимым иногда особенностям речи, по характерным словам и жестам. Узнавать – и запоминать единожды виденное лицо навсегда.