— Тоже мне, — фыркнул Зак. — Может, это…

— Смотри.

Снег обвалился, и Дэзи увидела в поверхности скалы выемку, достаточно большую, чтобы они втроем пробрались в нее ползком на коленях.

— Вот это пещера! — Зак включил фонарик и посветил внутрь.

Когда они втроем забрались внутрь, оказалось, что в пещере достаточно места, чтобы стоять в полный рост.

Пещера не была такой сказочной, какой ее описывала Соннет. На стенах не сверкал кристально-голубой лед, как в пещере Мерлина. Было трудно отличить лед от скалы из-за покрывавшего его толстого слоя пыли. Неровный пол под ногами покрывали зернистые комья грязи со снегом, какие часто остаются после зимы. Дэзи сделала несколько фотографий. Вспышка выхватывала куски пещеры, которые, казалось, лежали во тьме целую вечность.

— Возможно, мы первые, кто здесь оказался, — предположила Дэзи.

— Ага. Только вон там лежит упаковка от жвачки. — Зак направил на нее луч света. — «Джуси фрут».

— Слушайте, ребята. — Дэзи просматривала снимки на фотоаппарате. — Посмотрите. — Она повернула маленький экран к Заку и Соннет.

— Не самая лучшая твоя работа, — сказала Соннет.

— Нет, посмотрите в глубь пещеры.

То, что сначала казалось грудой обыкновенных булыжников, на самом деле было насыпью камней разной формы и размера.

Соннет схватила фонарик.

— Что это за чертовщина?

— Посмотрите, что за камнями, — сказала Дэзи. Она полагала, что стены ставят с определенной целью: чтобы что-то за ними спрятать или же не позволить кому-то что-то увидеть.

Дэзи держала фонарик, а Зак и Соннет отодвинули несколько камней.

— Может, это сделали дети из лагеря «Киога». Им было скучно, вот они и принесли сюда камни, — предположила Соннет.

— Это как же нужно заскучать, чтобы натаскать груду камней в ледяную пещеру?

Дэзи посветила фонариком, заглянула за каменную насыпь и почувствовала дуновение холодного — даже холоднее, чем снаружи, — ветра. Он напомнил ей о том, какие ощущения испытываешь, когда заходишь в морозильную камеру пекарни. Это был ледяной порыв ветра, который нес в себе слабый запах чего-то чужеродного. Запах гнили.

— Подними меня, — сказала Дэзи Заку. — Мне кажется, я что-то вижу.

Зак сложил вместе руки. Она наступила на эту опору и тут же стукнулась головой о потолок пещеры.

— Ой! — вскрикнула Дэзи. От боли из глаз посыпались искры. Она направила луч света вперед и резко выдохнула в изумлении. Здесь стены пещеры покрывали сверкающие на свету кристаллы льда. А на полу что-то лежало, еще одна груда камней или, может… Нет, подумала Дэзи. Этого не может быть. Но…

— Ты в порядке? — спросил Зак. — Ты дрожишь.

Дэзи посмотрела на него сверху вниз.

— Вам нужно это увидеть.

— Что такое?

Дэзи не хотела отвечать. Ей очень хотелось ошибаться. Дэзи осторожно ступила на землю и отошла, чтобы Зак мог посмотреть за насыпь.

— Эй, ты в порядке? — спросила Дэзи Соннет. — Ты белая как полотно. Как будто только что увидела привидение.

— По-моему, я тоже его увидел, — произнес Зак.

И по его голосу Дэзи поняла, что не ошиблась.

— Помоги мне снова, хорошо? — попросила она. — Мне нужно сделать несколько фотографий.

Рурк проснулся рано и отправился с собаками на пробежку вдоль берега реки. У пожарной службы и полицейского департамента был общий спортзал, но Рурку нравилось бегать на свежем воздухе, пока легкие не начинали болеть от холода. Потом он принимал душ, одевался, приводил в порядок дом, кормил животных.

Переезд в этот дом Дженни, хоть и на короткое время, открыл Рурку правду, которой он избегал долгие годы. Он жил одинокой, бедной на эмоции жизнью и хотел чего-то большего. Вот. Вот чего он не желал признавать, но не мог отрицать. До последней встречи с Дженни он убеждал себя, что доволен жизнью в доме, полном собак, куда он приводит женщин лишь на одну ночь. Больше притворяться Рурк не мог. Он хотел иметь то, чего, возможно, не заслуживал, и не знал, что с этим делать.

Рурк провел много времени, изучая человеческую сущность. Работа в полиции открывала перед ним человеческие жизни, но показывала людей лишь с худшей их стороны. Здесь, в этом маленьком городке, начальник полиции не сидел в стеклянном кабинете, лениво перебирая бумажки. Чаще всего Рурк сам принимал участие в работе и неизбежно сталкивался с изнаночной стороной жизни. В Авалоне царила коррупция и насилие. Не так, как в большом городе, но тем не менее. Несмотря на то что город был маленьким, живущие в нем мужья напивались и избивали своих жен и детей, панки варили в подвалах метамфетамин, школьницы воровали в магазинах, а футбольные команды задирали друг друга и оставляли на стенах неприличные граффити. В городе происходило достаточно трагедий. Рурк постоянно был занят, и все, что он видел на работе, его выматывало. Он начинал задумываться, зачем люди открывают друг другу свои сердца, ведь в большинстве случаев они в конце концов их разбивают.

Но теперь, когда Дженни вернулась, Рурк понял.

Дженни звонила каждый день, как и обещала, говорила, что у нее все в порядке, но, как и предполагал Рурк, этого было недостаточно. Он не знал, звонит ли ему Дженни из чувства долга или хочет таким образом удержать его от обещания приезжать к ней каждый день.

Рурк просмотрел листки с напоминаниями на своем столе. Сегодня дороги завалило снегом, и дела решались медленно. Полицейский департамент работал в урезанном режиме. Один из помощников отца приглашал Рурка на ежегодный обед в честь Дня президента, который устраивал сенатор. На самом деле Дрэйтон Макнайт давал роскошный обед стоимостью 500 долларов за блюдо с целью найти новые источники финансирования. Рядом с этим приглашением лежало письмо от матери, в котором она послушно повторяла приглашение отца. Рурк виделся с родителями редко. Раны, нанесенные в детстве, так и не зажили. Рурк смял оба приглашения и отправил их в мусорную корзину. Помимо прочего были и сообщения от двух женщин — Минди и Сьерры, с которыми Рурк встречался некоторое время назад.

Нет. Не встречался. Каждую из своих женщин Рурк цеплял в баре Нью-Йорка, а через неделю сажал на поезд и отправлял обратно домой. С технической стороны это, возможно, и было свиданием. Рурк не помнил, чтобы он давал кому-либо из этих женщин свой телефон, но особо настойчивые каким-то образом умудрялись его разыскать. Рурк выкинул в корзину и эти листки. Он не ходил на вторые свидания.

И что печалило Рурка больше всего, с тех пор как ему пришлось открыть сердце Дженни, он не ходил и на первые.

В последнее время Рурк был праведнее монаха. Неприятное состояние. Но не такое неприятное, как бессмысленный секс. Раньше Рурк представлял, что это доставляет ему удовольствие, но в последнее время больше не мог лгать себе.