Юность Островского вполне можно назвать беспутной: из университета его выгнали «за непонятое наук», занятиям он предпочитал Печкинскую кофейню, погребок Зайцева у Каменного моста и театр. Конечно, его отец не мог потерпеть такого времяпрепровождения и определил сына на мелкую должность сначала в Совестной суд, а потом в Коммерческий. Работа Островскому понравилась: «Что ни дело — то комедия!» — отзывался о ней он, записывая в тетрадочку будущие сюжеты. Литературная слава Островского началась со скандала: его пьесы, которые сейчас воспринимаются как свидетельство горячей любви к русскому купечеству, самим купцам казались очень обидными. Особенно комедия «Свои люди — сочтёмся!», явно написанная по следам одного из судебных дел. По сюжету богатый купец переводит всё имущество на зятя и дочь, чтобы объявить себя банкротом и не платить долги, а те обманывают его. В общем, мошенник на мошеннике. Купцы восприняли пьесу как оскорбление всего их сословия и даже пожаловалось «начальству»; в результате автор был уволен со службы и отдан под надзор полиции, а пьеса — запрещена.

Дом Островского — не единственная примечательность Голиковского переулка. Здесь сохранилась уникальная деревянная усадьба дворянина Константина Критцкого — дом с мезонином, построенный в 1820-х гг. и до сих пор вполне крепкий. Теперь в нём часто проводятся концерты.

Малая Ордынка и Большая Ордынка идут параллельно друг другу. Многие дома одним фасадом выходят на Большую, а другим — на Малую Ордынку. Улицы эти были названы так то ли потому, что здесь проходила дорога в Орду, то ли из-за того, что здесь жили люди, в обязанности которых входило отвозить в Орду дань, или же селились сами ордынцы. Большая Ордынка изначально шла от Балчуга в сторону современной Зацепской площади и продолжалась Коломенской дорогой (современная Дубининская улица). После Смутного времени местоположение улицы изменилось, и теперь Ордынка ведёт строго на юг. Пройдём по ней. Здесь сохранились храмы св. Николая в Пыжах XVII века, названный так по имени полковника Богдана Пыжова, выстроившего первый храм на этом месте, и Иверской иконы Божьей Матери на Всполье; палаты XVII–XVIII веков, гимназии для купеческих детей, городские усадьбы, доходные дома.

Дом № 17 — это усадьба купца Куманина. Считается, что именно в этот дом Фёдор Михайлович Достоевский поселил Парфёна Рогожина. В правом корпусе этой усадьбы в квартире писателя Ардова, приезжая в Москву, в 1938–1966 годах подолгу жила и работала Анна Ахматова, памятник ей по рисунку Модильяни стоит во дворе дома. В начале июля 1941 года здесь произошла её единственная встреча с Мариной Цветаевой. К Ахматовой приходили её сын Лев Гумилёв, Фаина Раневская, Марк Шагал. На доме установлена мемориальная доска.

Дом № 21 — усадьба купца Долгова, приписывается Василию Баженову, родственнику Долговых. К сожалению, последующие перестройки изменили первоначальный вид здания. Считается, что Баженов проектировал и соседний храм иконы Божьей Матери «Всех скорбящих радость».

Дом № 22 был передан в 1871 г. Московскому епархиальному ведомству купцом Давыдом Ивановичем Хлудовым. В нём вначале располагалось Московское епархиальное училище иконописи и ремёсел; а потом — Мариинское женское епархиальное училище, куда принимали девочек 10–12-летнего возраста. Преимуществом пользовались дочери священнослужителей. Обучение продолжалось 6 лет. Девушки получали звание домашней учительницы и право работать в должности учительниц церковно-приходских и народных школ. После революции в здании училища была открыта школа красных коммунаров, затем рабфак. В настоящее время здание занимает Межгосударственный авиационный комитет.

Дом № 25 — первая в Москве автоматическая телефонная станция. В части здания действует музей, открытый накануне столетия Московской городской телефонной сети, где можно увидеть коллекцию старых телефонных аппаратов.

В 1877 году Александр Белл получил патент на телефон; его фирма принялась строить телефонные сети по всему миру, и в России тоже: в Петербурге, Москве, Варшаве, Одессе и Риге. Первая ручная телефонная станция в Москве открылась в доме купца Попова (Кузнецкий мост, 6), тогда сеть охватывала 800 номеров — в основном конторы. Частных абонентов было всего 246 человек — все очень богатые люди. Николай Гумилёв, восхищаясь новинкой, написал в 1918 году в стихотворении «Телефон»:

Тогда это воспринималось не как насущная потребность, а как игра, развлечение.

Но телефонная сеть развивалась, и к 1917 году в ней было уже 232 тысячи номеров! А к 1922 г. сеть сократилась почти втрое и составила всего 89 тысяч номеров. Декретом Совета Народных Комиссаров, подписанным В. И. Лениным 13 июля 1918 г. «О пользовании московскими городскими телефонами», была организована специальная комиссия, которая занималась распределением телефонов между потребителями. В первую очередь обеспечивались советские учреждения и предприятия. У частных лиц квартирные телефоны сохранялись в исключительных случаях и с обязательным предоставлением возможности пользоваться аппаратом всем проживающим в том же доме. На окраинах жители «приписывались» к ближайшему телефону, получая через местные Советы особые карточки на право пользования им.

Как работала телефонная сеть тех лет, мы хорошо знаем по фильмам о революции, где абонент выкрикивает: «Барышня! Барышня! Мне Смольный!» Бедная барышня должна была помнить фамилии и имена тысяч абонентов и соединять звонившего с нужным адресом, вручную втыкая штекер в огромном табло со множеством контактов. На эту работу принимали лишь высоких девушек с длинными руками, иначе им было не дотянуться до верхних углов этого табло. Работа была утомительной, напряжённой, девушки быстро уставали и часто ошибались. А порой ошибки случались намеренно: Алман Строуджер, владелец похоронного бюро в городе Канзас-Сити, терпел убытки при получении заказов по телефону, так как мужем одной из телефонисток был владелец другой конкурирующей похоронной компании, к которой эта телефонистка и направляла все звонки безутешных родственников. Возмущённый Строуджер поклялся навсегда избавить общество от зловредных телефонисток и изобрел автоматический телефонный коммутатор.

Первая автоматическая АТС в Советской России была пробной, открылась она в Ростове-на-Дону, К 10-й годовщине Октября заработали автоматические станции и в Москве — первая на Большой Ордынке, потом на Бакунинской, на 3-й Тверской-Ямской и на Арбате. Их здания были построены из монолитных железобетонных конструкций в стиле конструктивизма. Здания телефонных станций были однотипны, имели по четыре этажа: на первом размещались обширный вестибюль, междугородная переговорная, телеграф и зал почтовых операций, на втором — административные помещения; третий и четвёртый этажи предназначались для аппаратуры. Открывали станции очень торжественно, демонстрируя их как большое достижение советской власти и не акцентируя внимание на том, что вся начинка произведена зарубежной фирмой Сименс-Гальске.

Осматривая АТС, стоит обратить внимание и на более позднюю пристройку к основному зданию: она украшена современными, но от этого не менее искусными мозаиками с изображением разрушенных церквей Замоскворечья.