– Аллилуйя!

– Да святится имя твое!

– Аминь! Аминь!

(Я обнаружил, что вместе со всеми восклицаю: «Аминь!»)

– Но какой ценой все это достается? Бесплатных билетов на небеса не бывает. Что случится, если вы не призовете помощи Иисуса? Что будет, если вы отринете его приглашение очиститься от скверны греха и возродиться в крови Агнца? Что тогда? Ну, отвечайте же!

Паства молчала, было слышно лишь тяжелое дыхание, а затем голос из задних рядов нерешительно произнес:

– Геенна огненная и муки…

– Геенна огненная и муки вековечные! Не краткие, а вековечные! Не какое-то аллегорическое, мифическое пламя, что на миг опалит ваше душевное спокойствие и рассыплется искрами фейерверков в день Четвертого июля. Нет, там будет настоящее, жаркое, бушующее пламя! – Брат Барнаби хлопнул по кафедре с такой силой, что резкий звук удара прокатился по всему шатру. – Такое пламя, что раскаляет железную печь докрасна, а потом и добела. И ты будешь гореть в этом пламени, грешник, и дикая боль будет терзать и мучить тебя, и никогда она не прекратится. Никогда! Нет для тебя надежды. Незачем умолять о втором шансе. Тебе был дарован этот второй шанс… был дарован и миллионный. И даже больше того! Две тысячи лет милостивый Христос умолял тебя, заклинал принять от Него то, за что Он принял крестную муку, дабы передать тебе этот дар! Итак, когда ты будешь гореть в геенне огненной и задыхаться в дыму жупельном… а жупел – это сера, горючая смрадная сера, кипящая, аки смола, и она сожжет тебе грудь и изъязвит грешную плоть, – когда ты будешь прожариваться в преисподней за свои грехи, не жалуйся на боль и страдания, не ссылайся на неведение. Иисусу о боли все известно: Он принял смертные муки и умер на кресте. Он умер за тебя. Но ты не внял ему, и теперь стенаешь в геенне огненной. Там ты и останешься, обреченный на вековечные страдания! И даже твои вопли не будут слышны из преисподней, их заглушат вопли миллионов других грешников.

Брат Барнаби снизил голос до тона дружеской беседы:

– Хотите ли вы гореть в геенне огненной?

– Нет! Никогда!.. Иисус нас спасет!

– Иисус вас спасет, если вы Его попросите. Мертвые во Христе спасутся – мы читали о них. Оставшиеся в живых к Его пришествию тоже спасутся, если возродятся во Христе и останутся в благодати. Он обещал вам, что вернется и что Сатана будет скован тысячу лет, пока Он, Христос, будет править в мире и справедливости здесь, на Земле. Грядет тысячелетие, друзья, и до его начала рукой подать! После этой тысячи лет Сатана сбросит оковы и начнет великую Последнюю битву. И произойдет на небе война. Архангел Михаил, полководец нашего воинства, поведет ангелов Господних против дракона – древнего змия, называемого диаволом и Сатаною, – и сонма его падших ангелов. И низвержен был – то есть будет через тысячу лет – великий дракон, Сатана навсегда сгинет с небес. Но это случится только через тысячу лет, друзья мои! И вы будете жить и увидите это… если примете Иисуса и возродитесь в нем до того, как труба возвестит Его возвращение. Когда это произойдет? Скоро, очень скоро! Что говорит Священное Писание? В Библии Бог говорит нам, и не один раз, – в книгах пророков Исайи, Даниила и Иезекииля и во всех четырех Евангелиях, – что вам не дано знать точный час Его пришествия. Почему? А чтоб вы не успели замести грязь под ковер, вот почему! Если бы Он сейчас объявил, что вернется в день нового года, в год двухтысячный, то нашлись бы те, кто провел бы следующие пять с половиной лет с гулящими девками, поклоняясь ложным идолам и нарушая каждую из десяти заповедей… а потом в рождественскую неделю тысяча девятьсот девяносто девятого года явился бы в церковь, надеясь покаяться в грехах и заключить выгодную сделку. Нет уж, уважаемый! Никаких сделок не будет! Цена для всех одна. Возвещение и трубный глас прозвучат через месяцы… а может быть, вы их услышите еще до того, как я закончу эту фразу. И от вас зависит, будете ли вы готовы к этому мгновению. Но нам точно известно – Он придет скоро. Откуда? Опять из Книги. Знамения и чудеса. Первое, без которого ничего остального быть не может, – возвращение детей Израиля в землю обетованную – смотри Книгу пророка Иезекииля, смотри Евангелие от Матфея, смотри сегодняшние газеты. Они восстановят храм… ну и это уже произошло. Так написано в «Канзас-сити стар». Будут и другие знамения, и чудеса всякого рода, но важнейшие из них – скорби и страдания, ниспосланные, чтобы испытывать души людские, как испытывали Иова. А разве есть более точное слово, чем слово «страдание», чтобы выразить сущность двадцатого века? И войны, и террористы, и политические убийства, и пожары, и эпидемии. И снова войны. Никогда в истории человечества не было таких жестоких испытаний. Но терпите, как терпел Иов, и ждет вас счастье и вечный мир – мир Божий, который превыше всякого ума соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе. Он протягивает вам руку. Он любит вас. Он вас спасет.

Брат Барнаби остановился и утер лоб огромным носовым платком, давно уже промокшим от пота. Хор (возможно, этот жест служил сигналом) негромко затянул:

А затем плавно перешел к «Таков, как есть, без дел, без слов…».

Брат Барнаби опустился на одно колено и простер к нам руки:

– Молю вас! Неужели вы не ответите Ему?! Придите, примите Иисуса, придите в Его объятия…

Хор тихо пел:

И Святой Дух снизошел.

Я почувствовал, как Он овладевает мной, как радость Христова переполняет мое сердце. Я вышел в проход и только тогда вспомнил, что со мной Маргрета. Я повернулся к ней, а она обратила ко мне лучезарный, серьезный и ласковый взгляд.

– Пойдем, дорогая, – шепнул я и повел ее по проходу.

Мы вместе шли по опилкам прямо к Господу нашему.

У ограды алтаря уже собралась толпа. Я отыскал местечко, сдвинул в сторону чьи-то костыли и охапку сена и опустился на колени. Я положил правую руку на ограду, склонил голову, не выпуская из левой руки ладонь Маргреты, и обратил к Иисусу молитву, прося очистить нас от греха и принять в свои объятия.

Один из помощников брата Барнаби шепнул мне на ухо:

– Как ты себя чувствуешь, брат?

– Мне хорошо, – ответил я радостно, – и моей жене тоже. Помоги тем, кто нуждается в помощи.

– Благослови тебя Господь, брат, – сказал он и отошел.

Поодаль одна из прихожанок билась в экстатических судорогах и говорила языками; служка остановился рядом с ней, начал успокаивать.

Я снова склонил голову, но тут снаружи испуганно заржали кони, а брезентовая крыша тента дрогнула и заполоскала, будто под ветром. Я взглянул вверх: брезент лопнул, дыра увеличилась, полотнище сорвалось с распорок и улетело прочь. Земля задрожала. Небо потемнело.