– При этом они получили гораздо больше жизни, чем мы, люди. Они должны быть благодарны Цернуносу за это, что он позволяет им так долго задерживаться на этой земле.

– Фейри считают себя обязанными своей долгой жизнью не Цернуносу, а другим богам, которые подарили им свою магию. Воды. Огня. Воздуха. Земли, – пояснил Ларкин и потянулся за сумкой, которую последние несколько минут носила Фрейя.

– То есть он не завещал им никакой магии?

– Нет.

– А для чего звезда у него на лбу?

– Я не знаю. Об этом вам лучше поговорить со священником.

– Они есть в Мелидриане?

– Там, где есть храмы, есть и жрецы.

– Как вы думаете, и в этом храме есть?

– Возможно, и я очень надеюсь, что он не вернется сюда в ближайшие несколько часов.

Но тогда я могла бы поговорить с ним, подумала Фрейя, снова обратив свой взгляд на Цернуноса. Что-то в его выветренной скульптуре завораживало ее и в то же время огорчало. Может быть, это была просто сама мысль о смерти, которая заставляла девушку испытывать грусть, особенно в нынешней ситуации, когда каждый ее вздох мог стать последним. Пока Ларкин готовил помещение для ночлега, Фрейя использовала это время, чтобы снова применить заклинание поиска Талона. Принцесса сожгла над свечой еще один листок со школьными записями брата, окрашенный ее кровью. Руки девушки дрожали от волнения, а в желудке поселилась тяжесть, хотя она уже несколько часов ничего не ела. До сих пор маятник показывал, что Талон в Нихалосе, но что, если это уже не так? Что, если он был мертв? Или переехал в Даарию? Что, если она зашла так далеко, только чтобы оказаться не в том краю Мелидриана? Эти и другие вопросы невольно приходили в голову Фрейе, в то время как пламя охватило бумагу, которая, сгорая, оставляла после себя черные хлопья и пепел, который сыпался в воду. Каждый клочок рваной сгоревшей шелухи был наполнен воспоминаниями о Талоне. Принцесса окунула свой маятник в миску. Капля воды с кончика кристалла упала на карту, чернила которой тут же начали растекаться. Фрейя качнула кристалл, и волосы на ее руках встали дыбом.

Сначала она подумала, что это обычная нервозность перед заклинанием, заставившим ее тело так реагировать, но что-то было не так. Воздух стал тяжелее, как незадолго до грозы, и наполнился потрескиванием магии. Маятник бешено плясал в ее руке. Нарисовал размашистые круги вокруг карты…

– Фрейя?

Принцесса с неохотой, но подняла глаза от маятника. Что-то настораживающее было в голосе Ларкина. Глаза мужчины потемнели, и все его тело, казалось, завибрировало от напряжения. Взгляд Фрейи метнулся к маятнику, который все еще вращался, и снова вернулся к Хранителю.

– Что?..

Невысказанный вопрос застрял у нее в горле. Стена позади Ларкина шевельнулась. Нет, не стена. Воздух тут же вспыхнул. Замерцал. И вдруг из ниоткуда появилась эльва.

– Нихалос —

Мечтательный взгляд Вэйлина скользнул с шейки арфы к ее короне, затем вдоль рамы к подножке с педалями, и мужчина на мгновение потерял дар речи от восторга при виде искусной резьбы. С тех пор как полукровка обнаружил этот невероятный музыкальный инструмент, он почти каждый день возвращался к магазину. В первый раз это произошло бессознательно. Его ноги сами собой принесли Вэйлина к витрине, словно изящные струны арфы призывали его к себе. С тех пор он приходил снова и снова. Ни разу еще мужчина не осмелился войти в магазин, опасаясь того, что низменные инстинкты могут заставить его добраться в конце концов до инструмента. По этой причине Вэйлин стоял как оголодавший уличный мальчишка перед витриной пекарни и любовался красотой арфы издалека.

Мужчина в немом прощании провел кончиками пальцев по стеклу, согретому солнечными лучами, и оторвался от созерцания. Ему оставалось не так уж много времени до Праздника Творцов. Благодаря болтливому кучеру Вэйлин уже знал, по какой дороге принц прошествует на параде, и уже смог в достаточной мере изучить местность. Он знал каждый выход и укрытие на этом маршруте: от пустующих домов до высохших колодцев и пыльных винных погребов – здесь было все. Убийца уже определил, с какой позиции ему будет удобнее всего выстрелить, чтобы стрела попала прямо в сердце принца.

Кроме того, Вэйлину уже удалось раздобыть с десяток стрел, связанных со Стихиями Воды и Земли, чтобы нельзя было связать убийство принца с Валеской или с ним самим. Наконечники этих стрел были изготовлены из металла, а значит, их нельзя было вытащить из тела Кирана с помощью магии. Единственное, чего ему теперь не хватало, так это униформы дворцовой стражи. Одежда гвардейцев Неблагого Двора выглядела смехотворно помпезной и со всеми своими украшениями и нашивками больше походила на костюмы богатых купцов, чем на боевое обмундирование. Тем не менее Вэйлин нуждался в таком наряде, чтобы меньше выделяться из толпы в день парада. Для этой цели мужчина раздобыл себе еще и парик, который стоил ему чуть ли не всех его огненных талантов. Воздушные таланты, оставшиеся у полукровки, были такими же бесполезными, как и его собственная, заметная воздушная магия.

Вэйлин бесшумно последовал уже знакомой дорогой через Нихалос. Он прошел мимо бесчисленных колодцев и небольших рек, которые пересекали город и его сады, как сосуды тела, сохраняющие его жизнеспособным. Не все реки были полноводными, и мелкие грызуны использовали такие русла, чтобы вырыть в них ямы, в которых животные могли прятаться в дневное время. Ночью же, в сиянии лун, Вэйлин, напротив, мог слышать их визг и поскуливание, пока остальная часть города спала, не подозревая о том, что он планирует для Праздника Творцов. Однако учитывая все, что Вэйлин слышал за последние дни, убив принца, он сделает одолжение не только Валеске и Самии, но и народу Неблагого Двора.

Полукровка добрался до замка, причем единственным препятствием на его пути оказались разросшиеся сады, окружавшие его. Никакие стены не защищали принца, и ни одной сторожевой башни с бдительными охранниками не возвышалось над его владениями. Прилегающие к дворцу сады патрулировали гвардейцы, но делали это исключительно ночью и в тени искусно подстриженных деревьев и поэтому не представляли угрозы для Вэйлина, который только в темноте чувствовал себя как дома. Путь до дворца сегодня ночью оказался простой прогулкой, как, впрочем, и во все те разы, когда он уже бывал здесь, исследуя замок. Несколько раз убийца незаметно прокрадывался мимо охранников так близко, что невольно задавался вопросом, стал ли он так хорош в маскировке с годами или эти мужчины и женщины и в самом деле скорее предпочитали видеть принца мертвым, чем на троне.

При дворе Неблагих в это время было тихо, как и в остальной части города. Единственными звуками были смех и голоса каких-то гвардейцев, развлекавшихся за игрой в карты. Слившись с одной из теней, Вэйлин подслушивал их несколько минут, стоя во дворе, в надежде узнать что-нибудь полезное. Один из мужчин – Эмет – не переставая говорил о Дуане, женщине, в которую он был влюблен. Вэйлин завидовал ему. Он жаждал такой жизни, в которой безответная любовь была единственным обстоятельством, вносящим смуту в мысли.