– Он был лучшим штурмовым офицером из всех тех, кого я знал, – сказал он через несколько мгновений. – И настоящим товарищем. Он заслуживает того, чтобы быть достойно похороненным.

«Святая Эулалия» и парусник – два судна, больше всего пострадавшие в бою, – бросили якорь в порту, после чего с них были сняты убитые и раненые. Флотилия Виламари потеряла среди солдат и матросов тридцать пять человек, пятеро были тяжело ранены, а остальные имели ранения разной степени тяжести. Адмирал приказал провести заупокойную службу, и все погибшие, за исключением Перы Торрента, были похоронены. Город Пиза находился в семи милях от морского порта, и основным средством сообщения между ними была река Арно. Виламари постановил, что Пера Торрент заслуживает торжественной заупокойной службы в соборе и что его тело должно покоиться на красивейшем городском кладбище, часть земли которого была привезена с Голгофы в Иерусалиме. Он приказал установить палатку в Пизанском порту, чтобы тело офицера находилось в ней днем и ночью перед их отплытием и чтобы его товарищи могли достойно попрощаться с ним.

Было найдено хорошее место в Пизанском порту, где раненым из команды Виламари пообещали обеспечить медицинский уход в обмен на существенную денежную сумму. На судно должны были подняться только те, кто будет в состоянии выдержать обратный путь в Рим. Что касается пленников, то они были поделены на группы в соответствии со своими материальными возможностями, а также найден местный агент, которому предстояло заняться вопросами их выкупа в местах, откуда они родом. Адмирал распорядился, чтобы те, кто не располагал средствами и находился в хорошей физической форме, заняли бы места погибших гребцов. Парусник вез большой груз, состоявший из зерна и тканей.

– Третья часть добычи с парусника предназначается Его Святейшеству, на кого я имею честь работать, – сказал Виламари Микелю Корелье после того, как была определена стоимость трофея. – Я оцениваю эту сумму примерно в шесть тысяч флоринов. Думаешь, этого будет достаточно для отпущения моих грехов?

– Вы посчитали только добычу с парусника. А груз с галеры и пленных не включили в расчет.

– Я вычитаю свои расходы. Чтобы устранить причиненный ущерб, понадобятся большие деньги, а в течение всего этого года я буду служить Папе на четырех галерах за оплату, положенную за три.

Микель пожал плечами. Он слишком высоко ценил Виламари, чтобы спорить с ним из‑за денег. Этим займется Цезарь Борджиа.

Тем вечером Жоан захотел поужинать наедине с Генисом Солсоной; ему по-прежнему не давал покоя и интриговал неожиданно благоприятный исход сражения.

– Они попались в любимую ловушку Виламари, – сказал ему капитан «Святой Эулалии».

– Ловушку?

– Да. Он рисковал и выиграл, – ответил Солсона. – Он спровоцировал абордаж «Святой Эулалии» другой галерой.

– И как ему это удалось?

– Он внушил им, что слаб, но одновременно вел себя вызывающе.

– Объясни.

– Когда мы впервые оказались на одной линии с вражеской флотилией, их капитанская галера обстреляла нас из всех имевшихся на корабле орудий.

– Да, я помню.

– Неужели ты не заметил, что мы ответили им более скромным огнем? Мы использовали лишь двадцать процентов наших боевых единиц.

– Я занимался артиллерией и не обратил внимания на эту деталь.

– Виламари приказал, чтобы бо́льшая часть людей Перы Торрента скрылась в трюме. И наши враги подумали, что на корабле практически не было солдат пехоты. После этого «Святая Эулалия» под защитой двух других галер заняла позицию перед носовой частью парусника и обстреляла его из пушек с целью размачтовки. Лишившись парусов и руля, корабль оказывался в нашей власти. Вражеские галеры попытались избежать подобной участи, но наши, в свою очередь, не позволяли им приблизиться к «Святой Эулалии», которая продолжала беспрепятственно обстреливать парусник. Вдруг капитанская галера вражеских сил обнаружила оставленное нашими кораблями «окно», просочилась в него и, обрушив на «Святую Эулалию» всю мощь своей артиллерии, взяла ее на абордаж. Они думали, что значительно превосходят числом наших солдат, что корабль будет легкой добычей и, по корсарской традиции, не смогли устоять перед искушением захватить его, в то время как эта галера не позволяла остановить движение их парусника.

Они решили, что обстрел их артиллерии очистит палубу от солдат, но им удалось лишь убить нескольких гребцов и превратить в щепу доски палубы. Наши прекрасно знали, что надо ждать их появления именно в этом месте, и затаились, защищенные поручнями. Корсары проглотили крючок, то есть сделали именно то, чего ждал от них Виламари, и оказались именно в том месте, где он хотел их увидеть. Многие из них погибли при абордаже, потому что там, где они ожидали увидеть трупы, распростертые на палубе, их ждали занявшие удобные позиции арбалетчики и аркебузиры. После первой серии выстрелов наши отступили в носовую и кормовую части, где заново заняли удобные позиции и начали обстрел. А когда корсары попытались напасть на рубку, то неожиданно обнаружили морских пехотинцев Торрента, которые, словно смерч, набросились на них из трюма. Затем быстрым ударом Пера Торрент и его пехотинцы обрушились на тылы тех, кто атаковал вас, находившихся на носу, и немедленно взяли на абордаж вражескую галеру, не дав им возможности вовремя отреагировать и обрубить канаты, связывавшие оба судна. Именно по этой причине Виламари размещает на своей галере гораздо больше морских пехотинцев, чем на других. «Святая Эулалия» – это приманка.

Жоан в восхищении покачал головой.

– Он настоящий пират.

– Возможно, – ответил Генис. – Но неужели ты думаешь, что это волнует нас, его команду? Совсем наоборот. В море очень легко погибнуть, и мы предпочитаем умереть с полными карманами и не на пустой желудок. Адмирал по-своему заботится о нас. Он никогда не оставляет в беде никого из своих людей.

53

Жоан не мог заснуть в ту ночь и после безуспешных попыток забыться сном решил спуститься в порт, чтобы помолиться в палатке, где шло ночное бдение у тела Перы Торрента. У дверей стояли на страже двое из его солдат. Он заглянул внутрь и увидел распростертое тело в окружении свечей. В этот момент там находился лишь один человек, молившийся стоя на коленях. Жоан вздрогнул, узнав его. Это был Виламари. Постаравшись, чтобы тот его не заметил, книготорговец поспешил выйти. Он чувствовал себя неуютно в присутствии адмирала и не хотел делить с ним таинство молитвы. Он бродил в темноте по порту и вернулся на галеру, не найдя покоя, которого искал. Уже почти на рассвете Жоан снова заглянул в палатку, где шла заупокойная служба по Торренту. Виламари уже не было там, как и не было никого другого, кроме людей, охранявших вход. На офицере были его доспехи, а в руки ему вложили его обнаженный меч. На лице, на месте левого глаза, зияла большая рана. Жоан встал рядом с телом на колени и положил свою руку на руки Торрента, чтобы почувствовать холод металла латной рукавицы его доспехов. Этот человек был воином, яростным и далеко не всегда действовавшим по закону, убийцей, искавшим, тем не менее, любви. Он добился большого успеха в своей первой ипостаси и потерпел поражение во второй. Жоан никогда не смог бы поверить, что он понял сердцем провозглашенное Жоаном право на Анну в силу испытываемой им любви. Он очень сочувствовал Пере Торренту – не только потому, что он погиб, но и потому, что тот прожил такую жизнь, – и помолился за него.