Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через два квартала мимо пронеслась завывающая сиреной скорая. Казалось, большинство прохожих не обратили на нее внимания. Следующие полчаса я провел, бесцельно бродя вокруг и заходя в различные бары и рестораны, в надежде наткнуться на кого-то, кто смог бы помочь мне отыскать Руди Боско — американца и местного гида, но тщетно. Я называл его имя некоторым местным, однако они либо пожимали плечами, либо изображали непонимание, либо совершенно игнорировали меня. Один юнец, пытавшийся продать мне фрукты, которые таскал с собой в сумке, довольно неплохо говорил по-английски и предложил мне экскурсию по городу по фиксированной цене, но я отмахнулся от него.
В конце короткого переулка какая-то ухмыляющаяся старуха лет восьмидесяти попыталась заманить меня в свою лавку, тараторя на смеси испанского и ломаного английского, при этом возбужденно тыча в уродливые безделушки для туристов и дешевые поддельные сумочки, висящие в витрине. Я молча двинулся дальше, повернул за угол и остановился перед маленьким баром. Из открытой двери на улицу лился красный интерьерный свет, и я услышал традиционную музыку, несущуюся, предположительно, из музыкального автомата.
Я обратил внимание на околачивающегося у входа мужчину. Он выглядел как американец или даже европеец, но определенно не походил на туриста. Лет шестидесяти с небольшим, неприятный и неухоженный. Он был лыс, если не считать седого полукруга в нижней части головы, а покрытое густой щетиной лицо носило чрезвычайно угрюмое выражение. Кожа у него была загорелой и морщинистой, как у человека, проводящего бо́льшую часть времени на открытом воздухе. Одет он был в мятый и грязный серый костюм, который выглядел так, будто в нем спали несколько месяцев. Мужчина беспокойно расхаживал взад-вперед, поглядывая на улицу, будто сам не свой. Я понял его потребность. Вероятно, он был из тех, кто давно находится в городе. Из тех заблудших и измученных душ, у которых редко бывали деньги, и, когда те у них появлялись, они тут же их пропивали, затем возвращались на улицы и в парки и пытались продержаться, пока не подвернется новая удача. Больше всего меня беспокоило то, что в чем-то я не сильно от него отличался. Еще одна полоса неудач или ухудшение проблемы с алкоголем, и меня ждало то же самое.
— Вы американец? — спросил я его.
Притом что я стоял прямо перед ним, он не сразу обратил на меня внимание, поэтому заметно вздрогнул. Но как только смысл вопроса дошел до него, он улыбнулся и кивнул, нервно поправляя лацканы пиджака, будто это могло что-то изменить.
— Да, сэр. Я — американец. Живу здесь с восемьдесят третьего и уже считаю Тихуану своим домом, но да, я действительно американец.
Я обратил внимание на легкий южный акцент. От него не так уж и много осталось, но он проскальзывал каждое третье-четвертое слово.
— Я тоже, — сказал я ему. — Мне нужна кое-какая информация.
— Харди Бруннер, — сказал он, вставая по стойке смирно и протягивая руку. — Чем я могу помочь, мистер…?
— Моретти, — ответил я, нерешительно пожимая ему руку.
Бруннер отреагировал быстрым формальным кивком и едва не щелкнул при этом каблуками. Он походил на персонажа романа Грэма Грина.
— Для меня большое удовольствие и честь познакомиться с вами, сэр.
— Я ищу Руди Боско.
Его остекленевшие глаза сузились, превратившись в узкие щелочки.
— Боско, говорите?
— Да, вы его знаете?
— Дело в том, что моя память… она… она уже не та, что была раньше. — Он дернулся и почесал себе бок. — И у меня внутри все пересохло, но… но иногда, когда я утоляю жажду, с моей памятью происходят чудеса.
Я задумался. Если он разводит меня, в худшем случае придется пропустить с ним по стаканчику.
— Ладно, — согласился я. — Идемте.
В баре имелось множество бильярдных столов, длинная стойка и несколько столиков со стульями в дальней его части. Красное свечение было внутри более интенсивным, имело легкий фиолетовый оттенок и окутывало все пурпуром. Игра шла лишь за одним из бильярдных столов, и за стойкой почти никого не было. Внутри музыка звучала гораздо громче, поэтому мы заняли два стула в дальнем конце стойки, где имели бы возможность слышать друг друга.
Я закурил сигарету и, заметив, с какой тоской Бруннер смотрит на нее, вытряхнул из пачки еще одну и предложил ему.
— Спасибо, — быстро произнес он. — Большое спасибо.
Дав ему прикурить, я жестом подозвал бармена и заказал четыре шота текилы. Он выстроил их в ряд на стойке перед нами и исчез. Я кивнул Бруннеру, и он с жадностью схватил один и опрокинул в себя.
— Начинаете что-нибудь вспоминать? — спросил я.
— Начинаю, сэр. — Он вытер рот и с облегчением вздохнул. — Мы с мистером Боско не то чтобы являемся близкими друзьями, но знаем друг друга. Тихуана, конечно, с годами изменилась, но в конечном итоге так и осталась маленьким приграничным городком для таких давних эмигрантов, как мы. И мы, как правило, знакомы — или как минимум слышали друг о друге. Понимаете, не то чтобы я сравниваю себя с мистером Боско. Мы совершенно разной весовой категории, так сказать. Но хочу заметить, что мы оба живем здесь очень давно. — Он потянулся за очередным шотом, но замешкался, пока я не дал ему добро. Потом схватил его со стойки и проглотил содержимое. — Я могу отвести вас к нему. Это недалеко. Если он не на работе, мы его найдем. Он там почти каждую ночь.
Я взял один шот себе, а другой придвинул к Бруннеру. Тот прикончил его, не успел я поднести свой к губам. Когда мы вернули стаканчики на стойку, я наклонился к нему. Вблизи от него несло давно немытым телом.
— Тебе лучше не шутить со мной, Харди. Я пытаюсь сейчас нормально к тебе относиться, но, если будешь водить меня за нос, тебе будет больно. Понимаешь?
Лицо старика осунулось, будто я нанес ему смертельную рану, и я сразу же ощутил себя куском дерьма.
— Нет никакой необходимости… уверяю вас, я… я определенно не стал бы поступать так со столь порядочным джентльменом, как вы. Даю слово, а мое слово — кремень, сэр…
— Ладно, ладно, — с усмешкой произнес я. — Пошли.
* * *
Я последовал за Харди Бруннером по многолюдным улицам, мимо осла на углу, привязанного к маленькой пестрой тележке, хозяин которой взимал с людей плату за то, чтобы сфотографироваться рядом с усталым животным или верхом. Время от времени гудели автомобили, перекрывая грохот музыки и шум толпы, но Бруннер шел на автомате, будто совершенно не замечая окружающего. Было видно, что он знает наизусть все улицы и переулки, но через несколько минут во мне начало усиливаться подозрение насчет него. Когда я уже хотел задать ему вопросы, он повел меня через небольшую площадь, где стояло несколько торговых палаток с футболками, дешевыми солнцезащитными очками, мексиканскими одеялами, сувенирными сомбреро и тому подобным барахлом. Мы прошли мимо торговцев на другую улицу, и через квартал Бруннер остановился у входа в какой-то ресторан, выглядящий как пережиток пятидесятых. К полу вдоль пошарпанной стойки был привинчен ряд дешевых виниловых стульев с полуспинками. За стойкой стояло множество серебристых приборов, которые в США считались бы антиквариатом, и открытый гриль, над которым огромной кулинарной лопаткой орудовал потный, одетый в белое повар со свисающей изо рта сигаретой. Висящая над ним лампа желтого свечения жужжала каждые несколько секунд, поджаривая мух, а из крошечного динамика стоящего неподалеку старого транзистора играла музыка.